Телохранитель Китайгородцев

Мне уже доводилось охранять тех, кто яростно противился моему присутствию рядом с собой. Кто не хотел, чтобы его охраняли. В последний раз такое было в прошлом году. Один влиятельный человек, которого охраняли ребята из нашего «Барбакана», попросил приставить телохранителя к своей дочери. Какие-то проблемы у него возникли с конкурентами, а конкуренты оказались злые и опасные. Хамза назначил меня и еще одного человека из нашего агентства, мы с ним чередовались через день. Нашей девушке было восемнадцать, и она оказалась вовсе не такой целомудренной, какой обычно представала пред папенькиными очами, и как раз в ту пору она крутила тайный, но жутко страстный роман с каким-то молодым чеченцем. Мы ей мешали. Она нас сильно ненавидела. Чеченец ненавидел нас еще сильнее. На пару они нам пакостили, как могли. Мы хлебнули лиха.

* * *

У них тут мода была, наверное, на черное. Заявившийся к Китайгородцеву Михаил было облачен в черную футболку и черные же джинсы. Он оказался низок ростом, широк в кости, борода лопатой, и волосы на голове пострижены чудно, с пробором посередине – не иначе так выглядели извозчики веке в девятнадцатом.

Будучи настолько немногословным, что это можно было принять за невежливость, он провел Китайгородцева по тем помещениям, куда доступ, следовало понимать, не был запрещен. Показал санузел.

– Твой.

Вошли в ванную комнату.

– Пользуйся, это все тебе.

Заглянули в кухню.

– Готовить умеешь?

Значит, питаться Китайгородцев будет отдельно.

– Верующий?

– Что? – не сразу понял Китайгородцев.

– Молитвы Господу возносишь? Тут у нас церковь домовая есть.

Михаил посмотрел в лицо Китайгородцеву, все понял, и взгляд его потяжелел.

– Я крещен, но в церковь не хожу, – на всякий случай сказал Китайгородцев.

– Крещен – это не твой душевный был порыв, – веско произнес Михаил. – Это родители в твоем младенчестве о спасении твоей души позаботились.

Китайгородцев промолчал.

– Неверие в людях оттого, что они могут умом постичь не все, – продолжал Михаил. – Не укладывается у них в голове то, что невозможно объяснить словами. Но если что-то объяснить нельзя – это не значит, что его вовсе нет. Оно есть. И от него не отмахнешься.

У него были такие же черные глаза, как у старухи. Сказано же – родственники.

– А тебе и вовсе нужно молиться о спасении души, – произнес Михаил неожиданно тихим голосом, почти шепотом.

– Почему? – не удержался от вопроса Китайгородцев.

– По деяниям твоим.

– Я не понимаю.

– Ты убивал, – все так же тихо произнес Михаил, прожигая собеседника насквозь взглядом своих черных глаз.

Китайгородцев дрогнул.

– Откуда же вы взяли? – пробормотал он.

– Вижу по глазам. Такое не спрячешь.

Китайгородцев не выдержал и опустил глаза.

Телохранитель Китайгородцев

Я убил женщину. Ей было двадцать пять лет, хотя она говорила, что ей только девятнадцать. Убил я ее, разумеется, не потому, что она врала про возраст. Она была киллером. Самым настоящим. Девятьсот девяносто девять заказных убийств из тысячи совершают киллеры-мужчины. Это был тот редкий тысячный случай. И этот случай по злой прихоти судьбы достался мне. Я убил эту женщину выстрелом в лицо. До сих пор у меня перед глазами маленькое входное отверстие от пули у нее под правым глазом. Я часто это вспоминаю, и мне бывает тошно. Я выстрелил в нее за мгновение до того, как она могла бы меня убить. А перед тем она застрелила троих наших. У нее была хорошая подготовка. Она была убийцей. Я смог ее остановить. Я выполнил свой долг. А все равно мне тошно.

* * *

Китайгородцев осмелился нарушить запрет хозяйки, по крайней мере в той его части, которая предписывала ему «не бродить по дому».