Его машина стояла у Центра искусств, который недавно отремонтировали, и теперь он был оформлен в минималистично-футуристическом стиле. Автомобиль был припаркован возле входа, над которым висела вывеска «Друзья». Я толкнула дверь и вошла внутрь, оглядываясь. Мне все еще было все равно абсолютно всё, но любопытство потихоньку брало верх. В холле Центра я миновала группу пожилых женщин в ярких платьях, которые посмотрели на меня, когда я проходила мимо, а затем до меня донеслись их слова: «Какая милая, милая девушка!». Я резко обернулась, желая увидеть ту, кто произнес это, но они уже отошли довольно далеко.

Где-то наверху играла музыка, и я пошла к лестнице, поднявшись наверх. По дороге к источнику звука я миновала несколько классов, стены которых были выкрашены в разные цвета, словно пасхальные яйца. В некоторых из них сидели люди, рисовали или лепили что-то. Я миновала я залитую солнцем комнату, где сидели несколько женщин, читая книги. Наконец я остановилась у входа в помещение, откуда лилась музыка.

В одном углу стоял магнитофон, рядом сидел мужчина, держа в руках несколько кассет и внимательно изучая написанное на них. Посреди класса танцевали примерно десять пар. Женщина в длинном синем платье, закрыв глаза, опустила подбородок на плечо партнера, осторожно обнимавшего ее за талию. Мужчина в цветком в петлице кружил свою партнершу, а она тихо смеялась, ее глаза сияли. А в другом углу я увидела Самнера, сидевшего рядом с еще одной пожилой леди. Он откинул голову, смеясь, а женщина что-то говорила ему. Он внимательно слушал, а затем встал, галантно пригласив ее на танец. Я наблюдала, как грациозно они двигаются между остальными танцующими, легко скользя по блестящему полу. На нем была красная рубашка и синий галстук, на ногах – конечно же, старые оксфорды. Штанины джинсов он подвернул, но смотрелось это абсолютно нормально.

Когда мелодия закончилась, он усадил свою партнершу обратно, а потом пригласил на танец другую даму, в желтом платье, которая все это время стояла, наблюдая за танцующими с полуулыбкой. Она просияла, принимая приглашения, а затем последовала за ним в самый центр зала. Он обхватил ее в стиле старых танцев, и они начали танцевать степ. Раз-два-три-четыре!

Музыка звучала счастливо и весело, все улыбались, многие даже останавливались и молча разглядывали великолепно танцующую пару. Через некоторое время и еще несколько песен мужчина, перебиравший кассеты, взял микрофон и произнес:

- Последняя песня, господа. Последняя песня.

Я стояла в дверях, никем не замеченная, наблюдая за Самнером, но внезапно он повернулся и посмотрел прямо на меня. И в ту же минуту, не занятый ни беседой, ни танцем с кем-то еще, он направился ко мне через толпу, протягивая руку.

- Пойдем, Хейвен. Это последний танец.

- Я не танцую, - сказала я и мгновенно покраснела, чувствуя на себе внимание каждого из собравшихся. Эти незнакомые мне люди смотрели на меня, как на давнюю подругу, на их лицах была написана радость и гордость.

- Я тебя научу, - заулыбался он. – Пойдем же, покажем класс.

Я положила свою руку в его и почувствовала, как его пальцы сплелись с моими. Он осторожно потянул меня за собой, и я вспомнила, что «Эшли – не из тех, кто следует». А как насчет меня? Мне захотелось пошутить на эту тему, но вдруг я поняла, что момент не подходящий. Он держал меня за руку, прислушиваясь к музыке, и, наконец, сказал:

- Хорошо. Просто повторяй за мной.

И я повторяла. Никогда я не была танцором, спасибо моей нескладности и неловкости. Танцы – это для миленьких аккуратно сложенных девушек, на которых не приходится смотреть снизу вверх, но Самнер вел меня по танцполу, словно мы уже очень давно танцевали вместе.