Один из налетчиков убит капитаном, труп дактилоскопировали и сделали фотографии. Необходимо связаться с кадровиками ФСБ и попытаться установить его личность, если он когда-либо служил у них. Другого варианта я не вижу. Но с ФСБ надо связываться генералитету, а не нам, иначе мы получим отпор. Вот, собственно, и все, что мы имеем на сегодняшний день.
Никто вопросов не задавал, полковник тоже молчал, нахмурив брови, потом сказал:
– Работайте. Все свободны. Тимохин, останься.
Кабинет опустел, и Тимохин пересел поближе к начальнику.
– Чего тебе объяснять, Андрей! Сам все понимаешь. Короче говоря, указ вышел о твоем отстранении от работы. Пока временно. Пиши заявление на отпуск.
– Коля, мы двадцать лет вместе! Если меня попрут из милиции, я застрелюсь к чертовой матери!
– Пистолет на стол.
– Уже эксперты отобрали. Я без него, как без трусов. Почти тридцать годков не надевал «гражданку». Ну кто я без погон? Я же ничего не умею. Куда мне идти в свои сорок пять?!
– Не гундось! Тебя еще не уволили. Потерпи малость, пусть страсти поутихнут, а потом я сам к Черногорову схожу. Он мужик нормальный, не тыловая крыса, сам из оперативников в генералы вышел. Тебе отдохнуть невредно. Глаз уже стеклянным стал. Слишком часто палку перегибаешь. И вот что запомни, Андрей. В дело не лезь. Я тебя знаю, пойдешь сам в одиночку правду искать. Не вздумай! Напортачишь – уже не поправишь. Ты и так на волоске висишь. Мотай к матери в деревню, рыбку полови, а уж бандитов мы тут как-нибудь сами поймаем.
– С кем, Коля? Дениса убили, меня на улицу, Палыча на Петровку откомандировали.
– Ладно, что раскудахтался! Я не Бог и не царь, приказов не отдаю, без меня все решили. И причиной тому ты сам, а не дядя с улицы. Все, иди. Без тебя тошно.
Уход Бычары из райотдела сопровождался одобрительными взглядами сослуживцев. Его не то чтобы не любили – боялись очень, знали его влияние на полковника и безнаказанность. Но, как говорится, сколько веревочке не виться, конец найдется. Тимохин прямиком отправился в винный магазин.
* * *
В дверь позвонили один раз. Ираклий Радченко очень удивился. От редакции до его дома невозможно доехать за двадцать минут даже на машине. Он так и не успел доесть яичницу, и теперь она остынет. Нет ничего хуже холодной яичницы.
Пришлось оставить незаконченную трапезу и идти открывать дверь. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти или больше. Хорошо одет, лысоватый, с седыми висками и, судя по выражению лица, очень деловой человек. Но Радченко ждал не его и был немного удивлен.
– Здравствуйте, Ираклий Владимирович. Могу я с вами поговорить? Минут десять, не больше. Я из редакции журнала «Огонек».
«Прославился, – подумал Радченко, – теперь отбоя не будет. Попал, что называется».
– Конечно, проходите. Чем могу быть полезен столь популярному изданию? – Радченко провел гостя в комнату. – Присаживайтесь.
Мужчина осмотрелся по сторонам и сел.
– Я заведую отделом фотохроники. Ваши снимки третьего дня попали в газеты. Они нас очень заинтересовали. В газете мне дали ваш адрес. Я не стал звонить, сразу поехал к вам. Сами понимаете, моя профессия – видеоряд, а не тексты, которые можно продиктовать по телефону. Тут надо видеть все своими глазами. Сколько снимков вы сделали на месте происшествия?
– Девятнадцать. К сожалению, часть пленки в аппарате уже была отснята, я очутился там по чистой случайности. Проходил мимо. Вообще-то, я не считаю себя профессионалом, хотя у меня дорогая аппаратура. Работа у меня скучная, фотографирую мебельные гарнитуры на фабриках и фирмах, а потом по этим снимкам принимают заказы на улице. Встречали, вероятно, рекламщиков возле станций метро? Иногда меня нанимает журнал «Мебель, которую я выбираю». |