Оливер наклоняется, и его волосы щекочут мой лоб.

— Я не могу. Не могу в это поверить. Не могу перестать смотреть на тебя.

Он такой твердый внутри и замирает, успокаивая дыхание, и я знаю, что это от эмоций он на грани потери контроля. А происходящее даже толком нельзя назвать сексом. Это так медленно и так ошеломляюще интимно.

Интересно, а ведь мне казалось, что смотреть ему в глаза, когда он внутри меня, будет неловко. Без очков он кажется еще более обнаженным. Но это ни капли не странно и не неловко, и со взрывом эмоций я обожаю его так сильно, что ощущаю боль. С этим мужчиной я провожу чуть ли не каждый свой день, шутя и болтая, делясь своими победами и страхами. Внезапно мое тело жадно сжимает его изнутри, и он стонет, наконец опираясь теперь на локти и осторожно прижимаясь своей грудью к моей.

— Ты представляешь себе, как долго я этого хотел? — спрашивает он.

Мягко посасывая кожу его шеи, я улыбаюсь.

— Нет. Харлоу говорит, что я настолько недогадливая, что больно смотреть.

Оливер смеется, а когда и я тоже, резко охает и подается назад, почти выходит, но тут же скользит назад. Так глубоко.

— Я думала, что тебе не интересна, — признаюсь я. — Ты же помнишь, как я просила тебя переспать со мной в ту ночь.

Он замирает и целует меня в плечо.

— Когда познакомился с тобой, из-за произошедшего в Вегасе я не думал, что ты девушка, в которую я вообще мог бы влюбиться. Потом ты стала такой, — его рот движется по моей шее к уху. — А потом — я в тебя влюбился. Я не хотел, чтобы наша с тобой история началась с вегассовской хрени. Не хотел трахнуть тебя той ночью в каком-нибудь вонючем отеле. Поторопиться — самый быстрый способ разрушить важное.

— Но не для наших друзей.

Он издает рычащий смешок.

— Это да.

Я осыпаю посасывающими поцелуями его шею. Он такой вкусный, крепкий и теплый, что я представляю, как укусами спущусь вниз по его плотной гладкой коже.

— Я уже давно тебя люблю, — говорит он. Так просто. Боже, эта прямолинейность и откровенность заставляет меня хотеть тоже стать храброй.

Я в ужасе, что люблю его.

Хотя и не знаю, смогла бы я это предотвратить.

— Ты не должна отвечать тем же, — замечает он, целует меня в уголок рта, и я понимаю, что он безоговорочно искренен.

— У меня есть к тебе чувства, и тоже давно, — говорю я, и это признание ощущается куда большим, нежели звучит вслух. У моей любви так много причин, что я сомневаюсь, готово ли мое сердце к такому. К такой всеобъемлющей любви.

— Ты раньше когда-нибудь влюблялась? — спрашивает он.

Я тяжело сглатываю, после чего отвечаю:

— Нет.

Посасывая, он мычит мне в шею. А я и хочу, чтобы он двигался, и нет. У меня никогда еще не было такого разговора даже в каком-нибудь кафе или в машине, не то что когда кто-то на мне и внутри меня, и движется так, что побуждает меня хотеть умолять.

— Могу я заставить тебя кончить еще раз? — бормочет он и скользит ближе, чтобы меня поцеловать, и по его интонации я слышу улыбку. Его рот отрывается от моего и движется ниже, к подбородку. — А потом мы еще немного поговорим.

Я киваю, и он смещается немного выше, скользит вперед и назад, целуя мои скулы и щеки, одной рукой зарывается в волосы, а другой крепко держит за бедро и начинает двигаться по-настоящему жестко. Я вижу эту его обычно скрытую сторону, грязную и непристойную: она в его жестко сжимающих руках, в глубоких толчках, в исступленных грубых поцелуях. Однажды мы сядем в кругу наших друзей и, как обычно, будем болтать на всякие повседневные темы, а я вспомню, как он держал меня за бедра, жадно врываясь в меня и скользя пальцами между наших тел, чтобы потереть клитор.