Просто нервы, я не выдерживала всего груза обрушившихся эмоций, не могла больше. А требовалось взять себя в руки. Помнится, мама всегда говорила «Когда тебе плохо, помоги тем, кому еще хуже».
И стараясь идти ближе к стенам, чтобы не столкнуться ни с кем, я побрела в городской лечебный центр. Не поднимая головы, не оглядываясь, мучительно не замечая разрушенных стен, памятников, домов, фонарей, фонтанов… Больно, так больно и горько. Я остановилась, обняв плечи руками, медленно присела, стараясь сдержать рвущиеся рыдания.
— Как-то ты скучно рыдаешь, — вдруг произнес кто-то и рядом со мной у стены присел на корточки высокий светловолосый мужчина. — Где истерика? Подвывания? Всхлипывания, в конце концов?
Испуганно взглянула на него, светло-синие глаза одарили насмешливым взглядом, насмешливым, но совсем не трезвым.
— Будешь? — поинтересовался незнакомец, протянув запотевшую бутыль достаточно дорогого вина.
— Знаю что дорогого — «Кровавый дар» редкое эльфийское вино, им ректор угощал самых дорогих гостей и мне, как одной из провинившихся адепток, доводилось убирать столы после празднеств.
— Хорошее вино, — уверенно заявил мужчина. — Давай, всего глоток и станет лучше.
— Пппростите, — я осторожно поднялась, — не пью.
— Вообще? — пьяно изумился он.
— Да, — я огляделась.
Странное дело, на всей площади мы остались совершенно одни. Покачивались на ветру петли заготовленных висельниц, громко каркала ворона, устроившаяся на постаменте, серое промозглое утро туманом струилось меж остатков поваленных статуй… и никого вокруг, только я и совершенно невменяемый мужчина с бутылкой очень дорогого вина в руках.
— Скучно, — неожиданно произнес он, и отхлебнул прямо из горлышка.
— Аристократ? Судя по одежде — из приморья, если учесть цвет волос — северянин, глаза синие — степняк, внушительный нос с горбинкой — горец?! Очень странный мужчина.
— Здесь несколько минут назад было очень весело, — сухо сказала я, делая шаг в сторону.
— Знаю, — уныло отозвался он, — казнь.
Тяжело вздохнул и сокрушенно произнес:
— Но кто же так казнит? Ни чувства стиля, ни достойного обоснования, ни красоты подхода — смешно сказать они петли из пеньковой веревки даже не смазали. Пришлось прервать этот позор на самой патетичной ноте.
— Сумасшедший — сразу догадалась я. Лечебница умалишенных находилась под патронажем декана целительского факультета, возможно бывшие рабы добрались и до него. Я еще раз внимательно оглядела незнакомца — замшевые сапоги в пыли и нуждаются в чистке, черные брюки на удивление совершенно чистые, как и черная шелковая рубашка. Более на незнакомце не было ничего — что отнюдь не являлось проявлением благоразумия в достаточно промозглое и холодное утро. А еще он сидел, привалившись спиной к холодной стене.
— Знаете, вам лучше подняться, — встревожено посоветовала я.
Мужчина пьяно взглянул на меня, хлебнул еще вина и поинтересовался:
— Зачем?
Вновь нервно оглядевшись, я подумала, что самое правильное в моей ситуации — уйти не оглядываясь, но мне как целителю подобное было бы непростительно.
— Вы простудитесь, — неуверенно пояснила.
— И? — лениво вопросил мужчина.
— И заболеете, — продолжила я.
— И?
Мне показалось, что ему совершенно все равно, даже если я пригрожу смертью. Но именно это и являлось последним доводом:
— И вы можете умереть. |