Габриэль не смог бы объяснить подобный феномен Франческе. Но именно это и делало Люциана уникальным. Именно это делало такой трудной задачу приговорить и выследить его. Люциан слился с ним, и сразу же они оказались связанными, сильными и смертельными, одним сознанием, вышедшим на охоту. Что бы ни двигало им, Люциан, как и Габриэль, был решительно настроен не позволить, чтобы Скайлер и дальше запугивали. Габриэль больше не мог закрываться от своего брата, как не мог перестать защищать женщин. В этот момент они действительно стали единым целым.

Габриэль покинул свое тело, его дух поднялся над ним и плавно направился сквозь землю вверх в дом. Это было своеобразно-мучительное чувство — находиться вне своего тела, — дезориентирующее и, тем не менее, странно волнующее. Днем Габриэль находился на минимуме своих сил, однако он мог перемещаться вне тела, чем он и занимался сейчас, бесшумно скользя по дому, пока не оказался в комнате, откуда шло волнение.

Свет проникал в помещёние, несмотря на массивную фигуру Сантино, закрывавшую дверной проем. Габриэль содрогнулся от солнечного света, хотя и находился вне своего тела и тот не мог ослепить его. Он направился к дрожащей сжавшейся фигурке Скайлер, такой маленькой на кресле, несчастной и покинутой без Франчески и Габриэля, защищаюших ее от остального мира. Он окутал ее теплом и чувством безопасности, в то время как Люциан одалживал свои собственные силы и мощь, чтобы она мгновенно успокоилась.

Скайлер подняла голову и огляделась вокруг, озадаченная тем, что чувствует присутствие Габриэля, хотя его не было с ней в одной комнате. Потом бросила взгляд на Друциллу, чтобы убедиться, почувствовала ли та что-нибудь. Она не собиралась идти с Брайсом, независимо от того, что каждый из них скажет.

— Естественно, ты никуда не пойдешь, милая, — это был определенно мужской голос, успокаивающий, утешающий, наполняющий ее уверенностью. — Ни Сантино, ни я никому не позволим забрать тебя из этого дома. Брайс болен.

Скайлер ощущала присутствие Габриэля, мощного и могущественного, в своем сознании. Она распознала и прикосновение другого, того, о ком они все, казалось, беспокоились, такого же мощного и могущественного, как и Габриэль, его сила вливалась в нее наравне с силой Габриэля. Скайлер поняла, что будет защищена. Раньше она никогда не была частью семьи. И это чувство было странным и даже неестественным для нее, тем не менее, она отчаянно желала этого. Ей хотелось верить, что Сантино, Друцилла и телохранитель, Джаррод Сильва, защитят ее и будут лояльными к ней так же, как Габриэль и Франческа. Другой же вызывал у нее сомнения, да и то лишь потому, что она знала, что Габриэль и Франческа опасались его. Почему, девочка не могла понять, хотя много размышляла над этим и даже пыталась «прочитать» пару, когда они дотрагивались до нее.

Скайлер попробовала было дотянуться до Габриэля и на минуту почувствовала разочарование, а затем тихо рассмеялась сама над собой. Все, что она должна была сделать, это мысленно ответить:

— Я говорила Франческе, что с доктором что-то не так. Он не чувствует себя так, как привык чувствовать. Я больше боюсь за Франческу, чем за себя. Мне кажется, что доктор Брайс чокнулся.

— Ты должна верить в меня. Я бы никогда не позволил Брайсу причинить вред Франческе, — Габриэль знал, в чем состоял ее страх — Скайлер боялась, что Брайс причинит вред Франческе и это каким-то образом разъединит их. — Это не произойдет, никто не заберет тебя от нас, — его голос был обнадеживающим, таким безмятежным и успокаивающим, что к Скайлер немедленно вернулась ее уверенность, и она оказалась в состоянии выглянуть из-за Друциллы и улыбнуться, слегка дерзко, врачу.