Изменить размер шрифта - +
». Вход охранял сотрудник службы безопасности. Внутри царило настоящее столпотворение. Презентация собрания редких подлинников «Баухауза», организованная Эвелин, удалась.

Урс Бланк, лавируя, улыбаясь, отвешивая поклоны и изображая поцелуи, пробирался через толпу посетителей вернисажа. Почти все гости были одеты в черное. Казалось, будто он попал на собрание тайного ордена.

Эвелин стояла около буфета и беседовала с двумя бритыми наголо мужчинами. Про одного можно было сказать, что своей прической он скорее обязан природе. Эвелин представила своих собеседников, констатировав:

— Ты ведь знаком с Никлаусом Хальтером и Люком Хафнером.

Бланк знал и того и другого. Они входили в дальнее окружение сложившейся в стране новой архитектурной школы, которая совсем недавно произвела за границей фурор. Собственно говоря, они-то и создавали это окружение вокруг сообщества Хальтер + Хафнер.

— Я как раз говорил о том, — обратился к нему Хафнер, — сколь безотрадно наше положение, коль мы называем современной мебелью то, что практически было создано еще в двадцатые годы.

У Урса Бланка едва не вырвалось: «Меня не удивляет, что ты, болван, повторяешь сто раз слышанное в этих залах так, словно это родилось в твоей паршивой башке». Но сдержался. И все-таки в его ответе прозвучала язвительная нотка:

— Да и в архитектуре со времен Гропиуса и Миса ван дер Роэ тоже мало что появилось.

Несколько смутившись, они уставились на носки его туфель. Вмешалась Эвелин:

— Где тебя носило?

Выйдя из леса, Урс Бланк как смог протер свои туфли горстью листвы. Он еще в трамвае обратил внимание, что лесная грязь подсохла и стала светлее, но махнул на это рукой. Даже не стал вынимать застрявшие в брючных манжетах буковые листья.

— В лесу, — коротко ответил он.

— Вот это правильно, — произнес Хальтер. — Хотите понять архитектуру, скажу я вам, идите в лес.

— Дерьмо, — пробурчал себе под нос Бланк.

 

— Оскорбляй собственных клиентов, — бранила его Эвелин, когда вернулась домой.

Урс Бланк сидел в гостиной, лаская в руке бокал с арманьяком, и слушал Мендельсона. Он все еще был в обуви, запачканной глиной.

— Да они все равно ничего не поняли. Вот что меня развеселило.

— Зато я поняла. Ты тем самым меня  оскорбил.

— Я этого не хотел. Извини.

Эвелин вышла из комнаты. До него донеслись ее шаги по паркету длинного коридора, потом звук отворяющейся двери в гардеробную. В тот момент, когда она снова появилась в гостиной, Урс боролся с искушением плеснуть себе еще глоточек. Эвелин успела смыть косметику и была одета в шоколадного цвета кимоно. Ее черные волосы, собранные в пучок, блестели от вечернего крема. Так она выглядела всякий раз, когда собиралась провести ночь в собственной спальне.

— Я же не возникаю, когда ты говоришь с клиентами, и не обзываю их дерьмом.

— Я всегда рад услышать твое мнение.

Эвелин взглянула на Урса, прищурив глаза. Она уже сняла контактные линзы.

— У тебя что-то не ладится?

Урс Бланк пожал плечами:

— С каждым время от времени случается какая-нибудь хрень.

Эвелин склонилась над ним и потрепала по щеке. От нее пахло дорогим кремом. Он ее поцеловал. Эвелин показала на бокал:

— От этого лучше не станет. Надеюсь, ты понимаешь?

Подождав, когда она удалится, Урс плеснул себе еще глоток.

 

Из двенадцати динамиков, которыми был оборудован закрытый бассейн, звучали голоса девственного леса. Единственным источником света в помещении пятидесятиметрового бассейна служили подводные лампы; Пиус Отт регулярно проплывал здесь свой километр.

Быстрый переход