Меня захлестнула неловкость и некая тревога.
Ладно, сказал я себе, отворачиваясь, хватит игр. Обычный бедолага, который притягивает внимание. Почувствовал, что на него пялятся, и заволновался.
Я оставил Ненастоящего дядю в покое, а когда Марина собрала мелки в ведёрко, а Макс потянул всех к каруселям, — забыл о нём. На неделю. На долгую счастливую неделю.
* * *
Через пять дней после той безмолвной встречи с Ненастоящим дядей (теперь она действительно видится мне встречей, а не простым подглядыванием) я ушёл в отпуск. Июль прятал в карманах жару и воспоминания о дожде. Каждое утро мы с Максом брали с балкона самокаты и гнали в парк или в крепость.
В тот день мы направились в крепость.
Когда родился Макс, мы перебрались в новую квартиру, от которой до форта было рукой подать. Макс любил играть под «звездой» («пап, а когда дядя будет говорить?»; дядей был Юрий «Голос Войны» Левитан), у танков и пушек, в руинах казарм.
В кафе «Цитадель» мы перекусили сосисками в тесте, запили яблочным соком и покатили к Холмским воротам. Перебравшись по мосту на Волынское укрепление, мы остановились.
— Я пугался ночью, — сказал Макс, глядя на идущую вдоль реки тропку, — не хотел туда ходить…
— Куда? — спросил я. Дорожка петляла в зелени и почти сразу исчезала в тени деревьев и кустарников. — Туда, где темно?
— Да.
— Ты был в крепости ночью? Во сне?
— Да.
И не понять: Макс просто соглашается (использует чужие подсказки, чтобы не отвечать) или вправду побывал здесь в сновидении?
— Что тебя испугало?
— Там монстр. Не хочу туда идти.
Мне стало немного не по себе. В отличие от взрослых, дети не говорят о монстрах только потому, что им нравится это слово. Как бы наивно и нелепо ни звучали страхи ребёнка, не стоит всецело валить их на впечатлительность и фантазию.
Я взял Макса за руку. Тёплая маленькая ладонь, мой маленький человечек. Мой сын.
— И не надо. Но давай проучим монстра. Кинем ему в логово гранату?
— Ага! Давай!
Я достал из кармана невидимую гранату, сорвал чеку и протянул сыну.
— Кидай.
Макс отпустил руль самоката, взял гранату и швырнул.
— Ба-а-абах! — Я победно вскинул руки. — Ура! Монстр повержен!
— Да, — кивнул сын, снова делаясь серьёзным. — Придут другие монстры, хорошие, и будут есть плохого по кусочкам вилками. И в воду кусочки кинут.
Я улыбнулся. Если бы всё было так просто.
— Там страшный дом, — сказал Макс, по-прежнему глядя на идущую от моста тропку.
— Страшный дом? — удивился я.
— Да.
— Ты его тоже видел во сне?
— Нет.
— А с кем?
— С мамой.
— И где этот страшный дом?
— Там…
— Ну так пошли, поищем. С монстром мы разобрались, давай и Страшный дом гранатами обкидаем.
— Давай, — кивнул Макс, обстоятельно и задумчиво, как взрослый, настраивающийся на ответственное задание.
Страшный дом. Ещё один отменный образ. В течение года, до того как всё изменилось, я собирался сочинить рассказ с названием «Страшный дом», а потом… я забросил писательство, вплоть до вчерашнего дня, когда взял эту тетрадь, чтобы поведать межстраничной пустоте историю своей жизни.
Мы двинули на восток. Справа высилась роща, слева, за высокой крапивой и лесной малиной, скатывался вниз берег Мухавца. В болотных лужицах пересохшей реки лежали сломанные сухие стволы. |