Изменить размер шрифта - +
Опускались ниже вод, что были облаками, когда зародился Шумер, когда было посеяно первые зерна, когда неандертальцы и homo sapiens жили в одних и тех же лесах Европы. Пока, наконец, не опустились на снег из их собственного века, несколько дюймов которого они принесли с собой вниз, чтобы укутать суровую землю, подножие гор Гамбурцева, самые высокие пики которых никогда не озарялись лучами солнца.

– Прожекторы, – приказал Кевин, и мир превратился в свет.

Вокруг них повсюду мерцал лед. Не привычный лед того мира, который они знали, а лед, сжатый весом ледника толщиной в два километра. Он весь состоял из жил: черных, аквамариновых, жемчужных, молочных, нефритовых. Неровные выступы размером с автомобиль выпирали из стен то там, то здесь. Казалось, что некоторые из них взорвались, словно бомба.

– Эта шахта не может быть слишком древней, – прошептала Наташа. – Льды перемещаются – не намного, но они всегда движутся.

Он уловил ее дрожь, не имеющую ничего общего с температурой.

– Сэр, здесь небезопасно. Очередной кусок может обрушиться в любую минуту. Вся шахта может обрушиться вниз.

– Знаю.

Он повернулся, обходя вертолет по кругу, ощутив нечто – или след от чего-то. Он продолжил обход.

– Сэр, радар не показывает ничего, кроме льда. Я думаю…

Он не слышал остального, потому что вокруг него взорвались свет и звук, окутав его воспоминаниями.

Когда кто-то умирает, какая-то его частичка живет. Его мысли и воспоминания, то, чем он был, и то, чем мог стать. Не очень долго – чаще всего лишь несколько мгновений, – но живет. Нечто подобное тени разума, отброшенной на сами частицы творения, ускользающее по мере движения вселенной. Никто не знает природу этого явления – не больше известно и о природе телепатии, – но оно существует, подобно телепатии, это наблюдаемый феномен.

Кто-то умер здесь. И частичка осталась.

Вещь, сооружение – корабль, огромный, мерцающий, живой. Он видел залы, коридоры – людей, плавающих в прозрачных, наполненных субстанцией цилиндрических резервуарах. Голоса, трепещущие, но неразличимые и непонятые, бормочущие недоступные пониманию слова, голоса, создающие ощущение двух наползающих друг на друга миров. И долг – очень важный.

И боль. Враг, тьма. Боль и печаль, воспоминания тысячи лет, надежда на другую тысячу лет. Рассеивающийся воздух. Жизнь, разбивающаяся вдребезги. Уход…

 

* * *

Он услышал свое собственное дыхание – резкое, с хрипом, как у бегуна в отчаянии. Пот пленкой покрыл его лицо и начинал замерзать. Наташа держала его за руку, трясла и телепатически кричала:

"Директор! Мистер Вацит! Кевин!"

– Я здесь, – пробормотал он.

– Бог мой. Слава богу! – она обхватила его руками, и он ощутил, как ее тревога и – любовь? – волной обрушились на него.

Он мягко высвободился.

– Все в порядке. Я в порядке, мисс Александер. Вы почувствовали?

Она быстро овладела собой.

– Почувствовала что, сэр? Вы просто начали смотреть в никуда, задрожали. В вашем разуме были только помехи. Я подумала, что с вами что-то случилось.

– Это похоже на след после смерти, но… – Он не смог найти подходящего слова. – Я стоял здесь? Все время?

– Да.

– И когда вы подошли, вы ничего не почувствовали?

– Нет, сэр. Простите.

– Нет, все в порядке. Вы говорите, здесь ничего нет?

– Радар и ультразвук ничего не показали. Очень слабая фоновая радиация. Дыра пуста, сэр.

– Да, – согласился он. – Теперь пуста.

 

 

ЧАСТЬ 4.

Быстрый переход