Изменить размер шрифта - +

 

– Ну, мне холодно с тобой разговаривать…

 

Доктор махнул рукой и быстро пошел к своей двери. Кирила хотел было пойти за ним, но, увидев, как хлопнула дверь, остановился. Минут десять стоял он неподвижно среди больничного двора и, не надевая шапки, глядел на докторскую квартиру, потом глубоко вздохнул, медленно почесался и пошел к воротам.

 

– К кому же идти? – бормотал он, выходя на дорогу. – Один говорит – не мое дело, другой говорит – не мое дело. Чье же дело? Нет, верно, пока не подмажешь, ничего не поделаешь. Доктор-то говорит, а сам всё время на кулак мне глядит: не дам ли синенькую? Ну, брат, я и до губернатора дойду.

 

Переминаясь с ноги на ногу, то и дело оглядываясь без всякой надобности, он лениво плелся по дороге и, по-видимому, раздумывал, куда идти… Было не холодно, и снег слабо поскрипывал у него под ногами. Перед ним, не дальше как в полуверсте, расстилался на холме уездный городишко, в котором недавно судили его брата. Направо темнел острог с красной крышей и с будками по углам, налево была большая городская роща, теперь покрытая инеем. Было тихо, только какой-то старик в бабьей кацавейке и в громадном картузе шел впереди, кашлял и покрикивал на корову, которую гнал к городу.

 

– Дед, здорово! – проговорил Кирила, поравнявшись со стариком.

 

– Здорово…

 

– Продавать гонишь?

 

– Нет, так… – лениво ответил старик.

 

– Мещанин, что ли?

 

Разговорились. Кирила рассказал, зачем он был в больнице и о чем говорил с доктором.

 

– Оно, конечно, доктор этих делов не знает, – говорил ему старик, когда оба они вошли в город. – Он хоть и барин, но обучен лечить всякими средствиями, а чтоб совет настоящий тебе дать или, скажем, протокол написать – он этого не может. На то особое начальство есть. У мирового и станового ты был. Эти тоже в твоем деле не способны.

 

– Куда ж идти?

 

– По вашим крестьянским делам самый главный и к этому приставлен непременный член. К нему и иди. Господин Синеоков.

 

– Это что в Золотове?

 

– Ну да, в Золотове. Он у вас главный. Ежели что по вашим делам касающее, то супротив него даже исправник не имеет полного права.

 

– Далече, брат, идти!.. Чай, верст пятнадцать, а то и больше.

 

– Кому надобность, тот и сто верст пройдет.

 

– Оно так… Прошение ему подать, что ли?

 

– Там узнаешь. Коли прошение, писарь тебе живо напишет. У непременного члена есть писарь.

 

Расставшись с дедом, Кирила постоял среди площади, подумал и пошел назад из города. Он решил сходить в Золотово.

 

Дней через пять, возвращаясь после приемки больных к себе на квартиру, доктор опять увидел у себя на дворе Кирилу. На этот раз парень был не один, а с каким-то тощим, очень бледным стариком, который, не переставая, кивал головой, как маятником, и шамкал губами.

 

– Ваше благородие, я опять к твоей милости! – начал Кирила. – Вот с отцом пришел, сделай милость, отпусти Ваську! Непременный член разговаривать не стал. Говорит: «Пошел вон!»

 

– Ваше высокородие, – зашипел горлом старик, поднимая дрожащие брови, – будьте милостивы! Мы люди бедные, благодарить не можем вашу честь, но, ежели угодно вашей милости, Кирюшка или Васька отработать могут. Пущай работают.

 

– Отработаем! – сказал Кирила и поднял руку, точно желая принести клятву.

Быстрый переход