Из-под шлема Защитницы виднелась туго заплетенная коса, светлая кожа обгорела на солнце. Судя по строгой выправке, женщина раньше служила в какой-то государственной военной структуре, а затем прошла психологические проверки и тактическую переподготовку для службы в рядах миротворцев ООН. Она повела нас вперед с уверенностью человека, который привык отдавать приказы или, по крайней мере, следовать им.

– Подождите. – Я попыталась высвободить руку, но Защитница сильнее сжала пальцы, стаскивая меня вниз по ступенькам парадного входа в Старый главный корпус. По стуку каблуков Мэл я догадывалась, что она идет следом.

– Агент Купер сказал…

– Не сейчас, – резко отреагировала Мэл, останавливаясь рядом и показывая на группу Защитников, которые выстроились по периметру импровизированной стены, сдерживая напор любопытствующих зрителей, пытавшихся фотографировать, и немногочисленных репортеров.

– Что думает временный президент по поводу приближающихся выборов?! Она видела данные последних опросов? – выкрикнул один из них, обращаясь к Мэл.

– Мэл, как вы можете прокомментировать слухи о том, что Генеральная Ассамблея ООН вернется в Манхэттен? – вторил ему другой журналист.

– Мэл! Мэл!

Догадываясь, что об этом подумают окружающие, я придвинулась к Защитнице, игнорируя напряжение, нараставшее в моей голове. Колонки по-прежнему гудели, негромко потрескивали электрические заряды.

А вот слова Мэл прозвучали очень отчетливо.

– Улыбайся, – прошипела она мне, и сама растянула губы в искусственной улыбке.

Я не могла.

Среди взволнованной толпы, отключившись от непрекращавшихся выкриков, я внезапно поймала взгляд того самого парня. Он словно замер возле своего стула, и я тоже застыла. Потом парень нахмурился, отвел взгляд и уставился на высокого Защитника, который пробирался к нам сквозь толпу.

Защитница, державшая меня за руку, снова потянула за собой, дальше вниз, но не прочь от толпы, а прямо в нее.

– Почему мы идем сюда? – спросила я. Нам лучше было идти в прямо противоположную сторону – так было бы быстрее, и агент Купер тоже пошел туда же.

– Протокол безопасности изменился, – буркнула женщина. Ее коса еще больше потемнела от влажного воздуха.

Если ты когда-то уже встречался лицом к лицу со смертью и едва выжил, в тебе происходят необъяснимые изменения, пробуждается какое-то особое чувство. С того мгновения и навсегда ты становишься сверхпроницательным, пусть и неосознанно. Это не значит, что, насторожившись, ты сразу ощутишь укол тревоги. Или твое сердце вдруг быстрее заколотится в груди. Иногда не остается времени даже на такую реакцию.

Назовите это стремление к самосохранению инстинктом, интуицией или как-то еще – не важно, главное, что оно поселилось в тебе на всю оставшуюся жизнь. И когда оно пробуждается, твоя кожа начинает зудеть, словно от удара статическим электричеством.

Я должна была догадаться. Я помню, что это чувство укоренилось во мне, когда я случайно остановила машину родителей посреди шоссе I-495. В тот момент, когда грузовик врезался в нее с пассажирской стороны. Это чувство спасало меня слишком много раз, чтобы рискнуть и проигнорировать его сигналы. Что всегда говорит Вайда? Иногда нужно довериться своему нутру и послать нафиг вежливость и прочее дерьмо.

Сделать это под прицелом камер будет посложнее. Никто не должен увидеть меня напуганной или слабой – обойдетесь. Не в этот раз.

Но… это сейчас я ощущала нечто иное – не просто беспокойство. В воздухе возникла какая-то новая вибрация, она зудела в барабанных перепонках, впивалась в них с низким воем.

Лица людей расплывались в моих глазах, и вдруг я заметила, что девушка в ярко-желтом платье, схватив своего соседа за руку, показывает ему на что-то у меня за спиной.