Надо лишь поискать, за что ухватиться, а такое, конечно, найдется. Непременно найдется, а уж тогда…
Тут размышления великого князя были прерваны приходом слуги. Тот, низко кланяясь, доложил, что прибыл посыльный из польской миссии и что он в общей комнате для прислуги — ждет, когда его примут.
Василий усмотрел в этой вести хороший знак.
— Веди-ка его сюда, — велел он, не глядя на холуя. — Да смотри — поживее.
Иезуиты настаивали, чтобы весь их наемный люд рядился в польское платье, и потому Юрий предстал перед князем в плаще на волчьем меху — с откинутым на спину капюшоном и распущенной верхней шнуровкой. Перекрестившись на иконы, он поклонился хозяину.
— Я ждал тебя дней через пять, — сказал Василий, не снисходя до любезных приветствий. Юрий был всего лишь его инструментом и не заслуживал лучшего обращения. Он указал на простую скамью у стены: — Сядь-ка, да расскажи, с чем ты прибыл.
Юрий кашлянул, но остался стоять.
— Дело в общем пустячное, великий князь.
Официальное величание насторожило Василия, но он подавил волнение и грозно глянул на нежданного визитера.
— Если так, то зачем ты явился? Что мне в твоих пустяках?
Ошеломленный столь холодным приемом, Юрий невольно поежился.
— Я… я думал… вы ведь сами велели без промедления вам обо всем сообщать.
— Ну-ну, — буркнул Василий, не сводя с него глаз. — Ладно, выкладывай, что там.
— Мы… к нам пришла депеша из Польши. Первая в эту весну. — Юрий еще раз кашлянул, приходя понемногу в себя. — Там говорится, что отец Краббе получил повышение и должен в конце лета уехать. Ему по возвращении восвояси обещан епископский сан. Король Стефан назначил на его место другого священника — тот здесь появится в августе, а может быть, в сентябре. — Он все еще прятал глаза и не смотрел на князя. — Им неизвестно, что я прочел это письмо.
— Прекрасно, — одобрил Василий, прикидывая, как использовать к своей выгоде сию незначительную новостишку. — Что там было еще?
— Более ничего. Однако хочу добавить, что отец Погнер отказался пересылать почту Ракоци с документами из посольства. Отец Краббе взял на себя этот труд, и бумаги венгра ушли к архиепископу, перед которым отец Краббе регулярно отчитывается обо всем, что тут происходит. — Юрий вздохнул. — Отец Погнер не имеет права запретить отцу Краббе сноситься с архиепископом, но он вне себя.
— В этом нет ничего нового, — строго сказал Василий.
Юрий растерянно оглянулся, словно ища поддержки у стен.
— Но обстановка еще никогда не была такой накаленной. — Он неловко переступил с ноги на ногу. — Миссию, можно сказать, лихорадит. Все тихо шушукаются между собой.
— О чем же? — Василий, ехидно прищурился. — Говори. Но учти: глупых сплетен я не терплю.
— Это не сплетни. Все поляки уверены, что с отъездом отца Краббе, держащего сторону Ракоци, у отца Погнера будут развязаны руки и он наконец-то разделается со своим заклятым врагом. — Юрий тряхнул головой. — Посольство не встанет за венгра: тот никому не по нраву. Кое-кто уже поговаривает, будто он продал душу самому сатане.
— Они католики, — уронил равнодушно Василий, давая понять, что ему тут все ясно.
Юрий помялся, потом упавшим голосом заявил:
— Но Ракоци не походит на остальных. И дело не только в том, что он венгр и изгнанник. У него много странностей, никому не понятных. Например, он только и делает, что сидит взаперти у печи.
— Той самой, в какой он растит драгоценные камни? Речь идет именно об этой печи?
— Полагаю, да, — уныло откликнулся Юрий. |