— Только недолго, доктор, — произнесла вполголоса Ксения, откидывая кожаный полог. — Он еще очень слаб.

Ракоци полулежал на высокой груде подушек, одетый в просторную бургундскую блузу узорчатого итальянского бархата со стоячим воротником, окантованным красным шнуром. Он поднял руку, приветствуя гостя. Пальцы его все еще были отекшими, правда синяки, пятнавшие их, побледнели, зато обрели ядовито-зеленоватую желтизну.

— Добрый день, Бенедикт, рад вас видеть. Насколько я понимаю, что-то мешает нам двигаться дальше?

— Мост вышел из строя, — сказал по-английски Лавелл. — Ремонтные работы ведутся, однако от завершения далеки. Говорят, что выше по течению имеется брод, но…

— Но мы не хотим сворачивать с намеченного пути, — закончил за него Ракоци. — Понимаю. — Он медленно и глубоко вдохнул, справляясь с приступом боли, и как ни в чем не бывало продолжил: — В таком случае нужно заночевать здесь, а поутру решить, что можно предпринять.

— Вот именно, — с наигранной бодростью откликнулся Лавелл и, покосившись на Ксению, перешел на русский язык: — Я сговорился, чтобы нас покормили, но, боюсь, вам, леди, придется остаться в повозке. Местных жителей может смутить общество женщины вашего положения.

Ксения вздохнула.

— У меня есть большой вдовий платок, — нерешительно проговорила она, не отрывая тревожного взгляда от мужа. — Но, полагаю, вы правы. Благоразумнее никому не мозолить глаза. — Она покачала головой, вспоминая вечернюю прогулку по Вологде, чуть было не окончившуюся скандалом. — Может быть, позже, когда стемнеет, я выйду полюбоваться закатом!

— О, вы еще нагуляетесь вдоволь по палубе корабля, — произнес, отводя глаза, Лавелл. — Всего через каких-нибудь…

— Дней этак тридцать, — сурово подсказал снизу Роджер. — Разумеется, если не будет новых задержек.

— Их больше не будет, — с деланной беззаботностью заверил Лавелл. — Генри Персиваль, капитан «Катрин Монморанси», добрался от беломорского порта до Москвы за тридцать девять дней.

— Ему весьма повезло, — заметил меланхолически Роджер.

— Конечно, но почему же и мы не можем оказаться столь же удачливыми? — язвительно спросил Лавелл. — И потом, куда нам, собственно, торопиться? «Феникс» в любом случае будет нас ждать. Он ведь не может отплыть без мистера Флемминга, а?

— Полагаю, не может, — сказал Ракоци и вдруг побледнел, кривя губы. — Бенедикт, прошу меня извинить, договорим в другой раз. — Он уронил голову на подушки.

Ксения выразительно посмотрела на Лавелла, а Роджер, помогая ему спуститься на землю, пояснил полушепотом.

— Ребра еще не срослись и дают о себе знать. — Он отошел от повозки, жестом пригласив англичанина следовать за собой. — Пойдемте. Нам все-таки нужно поговорить.

Шагая за ним, Лавелл спросил:

— Мне показалось, он идет на поправку. Это действительно так?

Роджер с готовностью улыбнулся.

— Так. И со временем вы не сможете и представить, что с ним что-то было. Но пока… его мучают сильные боли.

— Но… — Лавелл заколебался, затем нерешительно произнес: — Он ведь, по слухам, искусный целитель и, говорят, самолично вправлял переломы, давая своим пациентам какие-то сильнодействующие настойки, способные утолять боль.

— Как ни прискорбно, эти составы не действуют на него, — сказал Роджер, и в глазах его промелькнуло нечто, удержавшее англичанина от дальнейших расспросов.