— Папа! — это, ко всеобщему удивлению, сказала Амелия. С белым лицом и горящими глазами, она посмотрела прямо на отца. — Это неправда, о заключенном. Вы знаете, что это неправда. И я это знаю!

Когда дядя Эдгар ответил своей дочери, его голос, как обычно, был терпеливым и прощающим.

— Ваше доброе сердце делает вам честь, моя дорогая, но вы совершенно ничего не знаете об этом. Во имя доброты сохраняйте молчание.

Голова Амелии была высоко поднята, ее лицо выглядело странно мужественным.

— Я все же знаю кое-что об этом, папа. Я должна сказать. Тот беглец был здесь в ночь после смерти Чинг Мей. На следующую ночь! Он сказал мне, что пришел из Оукхемптона, а это довольно далеко отсюда. Я дала ему еды. Кук вам скажет. Она интересуется, — голос Амелии задрожал, это звучало как пародия на ее прежний легкомысленное хихиканье, — почему мой аппетит в последнее время настолько уменьшился. Я больше не хочу сандвичей и кусков фруктового кекса после обеда. Но беглеца не было здесь в ночь, когда умерла Чинг Мей, папа. Я это знаю.

Глаза дяди Эдгара переходили с одного на другого. Казалось, он с сожалением пришел к давно ожидаемому решению.

— Тогда, боюсь, полиции придется поговорить с моим сыном.

Тетя Луиза сделала резкое движение.

— Эдгар! Как вы смеете! Возложить ответственность на своего невинного сына!

Взгляды мужа и жены скрестились. Двадцать пять лет брака нашли свое полное выражение в этот момент в уже нескрываемом горьком разочаровании тети Луизы и агрессивной неприязни дяди Эдгара. И все же дядя Эдгар заговорил совершенно спокойно и мягко.

— Это нечто, из чего мы больше не можем делать секрета, моя дорогая. Джордж тяжело и опасно болен. Полиции следует также сообщить о его ненависти к Хэмишу Барлоу. — Он выбросил вперед руки. — Мне очень не хочется разочаровывать вас, Марш, но сам я совершенно невиновен. Ваши предположения фантастичны. Я только продал некоторые драгоценности и вложил полученные средства с пользой для моих племянника и племянницы. Кроме того, если я могу добавить, я считаю все ваше поведение и действия в высшей степени оскорбительными.

— Но есть еще одна новость, — сказал Адам настойчиво. — Я приехал из Лондона не один. Я убедил одного очень старого джентльмена приехать вместе со мной. В настоящее время он остановился в деревенской гостинице, поскольку нуждался в отдыхе. Но завтра он навестит Фанни. У него есть для нее в высшей степени интересная и важная информация. Его имя, я едва ли должен называть вам его, Тимоти Крейк.

Он очень медленно опустился в одно из резных кресел холла. Его полные руки не переставая играли с цепочкой часов. Его подбородки опустились, а лицо стало тоньше и потеряло свой румянец. Его глаза смотрели очень устало.

— До чего же вы необыкновенно назойливый молодой человек, — сказал он Адаму почти мягко. — Итак, теперь вы все знаете, и я вижу, в дополнение ко всему, как быстро вы обращаете внимание на наследницу. Все лето это была моя бедная Амелия с ее перспективой солидного приданого. Однако, кажется, ваши привязанности легко меняют свой предмет.

— Мои привязанности, — тихо сказал Адам, — всегда были с Фанни, и я думаю, что она это знает. К моему огромному сожалению, я был вынужден причинять ей боль и иногда изумлять ее. Я также не могу принести удовлетворительные извинения Амелии за то, что так злонамеренно сбивал ее с толку. Однако она была мне слишком полезна в достижении цели. Она обеспечила мне здесь радушный прием. Она много говорила и невольно давала мне важную информацию. Именно она рассказала мне о том, что Фанни расстроена тем, что не смогла поехать в Лондон и встретиться с этим мистером Крейком, который написал ей.