Николас говорил с горечью, и Фенела поняла, как глубоко он был оскорблен, но она также почувствовала, что попытаться найти сейчас подходящие слова для его успокоения было невозможно.

Она взяла пакеты, которые My перед этим поставила на стол, и направилась к двери.

– Я отнесу их в кухню, – проговорила она, но ни Николас, ни My ей ничего не ответили.

Фенела помогла горничной из Уэтерби-Корт сделать чай и, мучимая угрызениями совести, приготовила несколько особенных сандвичей, но когда вернулась в гостиную, там нашла одну только My.

– А где Николас? – спросила она.

– Уехал домой, – ответила My.

Ее сестра в этот момент сидела на подоконнике с открытой книгой на коленях, но, как заметила Фенела, входя в комнату, она не читала. Теперь же My встала с подоконника, и книга с глухим стуком упала на пол.

Она прошла через всю комнату и подошла к Фенеле, затем заговорила, но так тихо, что та едва разобрала ее шепот:

– Фенела, он ужасно несчастен.

– Кто несчастен? – переспросила Фенела, хотя отлично понимала, о ком говорит My.

– Николас. Ах, ну почему ты так жестока к нему?

– Не думаю, что мне следует обсуждать этот вопрос с тобой, – в замешательстве проговорила Фенела.

Она в это время раскладывала на столе чайные ложки и, отвечая сестре, не смотрела на нее.

– Почему же ты не можешь обсуждать это со мной? – спросила My. – Мы всегда говорили с тобой о многих вещах, ты и я, а теперь ты вдруг закрываешь мне рот, и Николас тоже. – Ты ведь несчастна, Фенела, – продолжала говорить My, – и я это знаю; я поняла это еще в тот момент, когда ты выходила замуж; но он-то любит тебя, да и никого лучше Николаса ты все равно ни за что не найдешь. Почему же ты тогда не любишь своего мужа?

Фенела выпрямилась.

– Не знаю; наверное, нельзя себя заставить полюбить.

– Но ведь каждый может влюбиться в другого, – настаивала на своем My. – Можно влюбиться в любого человека. Для этого сначала надо его получше узнать, затем найти в нем все самое наилучшее, и после этого к нему начинаешь сначала испытывать какое-то теплое чувство и нежность… затем появляется влечение к нему… ах, я не могу объяснить, но это уже совершенно определенное чувство любви к этому человеку, разве нет?

– Не знаю, – устало проговорила Фенела.

– Ты все еще любишь Рекса, да? – продолжала My. – Ведь все произошло так быстро и волнующе, когда вы впервые встретили друг друга. Я заметила это. Но, Фенела, ты ведь ничего не знала о нем, вы не стали с ним настоящими друзьями, такими, какими стали с Николасом. Откуда тогда тебе знать, что чувство, которое ты испытываешь к Рексу, не такое, как… – Она заколебалась, подбирая нужное слово, но на языке у нее вертелось только грубое: —…как у папы с Илейн?

– Ты лучше бы помолчала! – оборвала сестру Фенела; теперь она рассердилась уже не на шутку, глаза ее сверкали, дыхание участилось. – Да как смеешь ты говорить мне такие вещи! Как ты можешь судить об этом? Девчонка!

В глазах My тут же появились слезы.

– Прости меня, Фенела. Я ведь только стараюсь понять. Николас был так несчастен, а в деревне я видела Рекса.

– Я не могу обсуждать это с тобой, пойми меня, – проговорила Фенела уже более спокойным тоном. – Если ты хочешь в чем-то угодить мне и сделать меня счастливее, прошу тебя, не пытайся больше вмешиваться в наши отношения с Николасом.