Они были рядом с утесами, невидимые с тропы. В безопасности. Хотя в безопасности от чего, он не ведал. Ночная операция была завершена. Удерживая ее в колыбели своих рук, он осторожно встал на колено, и опустил на землю, прислонив к своему бедру. Ее плащ распахнулся и открыл взору ночную рубашку. Это снова напомнило ему, как беспомощна она была.

— Дина, — прошептал он, убирая руку из-под ее колен, и нежно, легкими прикосновениями, гладя ее волосы.

Она открыла глаза. По-видимому, она все-таки не теряла сознание.

— Глупышка Дина, — шептал он, и в его голосе было больше нежности, чем упрека. – Глупое, мужественное, невозможное дитя. Вас же могли убить.

— Они намеревались стрелять в вас. Один из них уже приставил к плечу ружье. Он хотел вас убить.

Она подняла руку и пальчиками коснулась его губ. Ее рука слегка подрагивала.

— Но им это не удалось.

Он взял ее руку, приподнял ее и поцеловал ладошку.

— Эдгар…

Ее голос тоже дрожал.

Он склонил голову и коснулся губами ее губ. Теплых, нежных и дрожащих.

— Вы в безопасности, — прошептал он,  почти касаясь ее рта —  И я тоже, любимая. Мы оба в безопасности.

Истина собственных слов поразила его с потрясающей силой, и он вдруг услышал шум волн, набегающих на берег, почувствовал соленый запах моря и песок под собой. Он ощутил себя очень, очень живым. Он разомкнул губы, языком коснулся ее губ, и убедился, что она столь же теплая и живая.

— Эдгар.

Она повернулась к нему, закинула руку ему за шею и приоткрыла губы. Он проник языком в теплую влажность ее рта, и, когда она застонала, погрузился в ее рот медленно, осторожно и глубоко.

Он хотел ее так, как ни одну женщину прежде. Ему было не до женщин, его жизнь была полна опасностей. Всю ту энергию, что раньше растрачивал на них, он направил на дело, которое стало смыслом его существования. Но Дину он хотел со всей силой страсти, которую подавлял так долго. Сейчас он хотел ее.

— Сладкая моя – прошептал он ей на ушко. Он бормотал бессчетные  нежные словечки у ее глаз,  висков,  шеи, рта, пока его рука, проникнув в приятное тепло под плащом, блуждала по округлостям ее груди. Найдя  пуговички, протянувшиеся от шеи до талии, он расстегнул их одну за другой и скользнул рукой внутрь, по шелку ее кожи, от гладких хрупких плеч к мягким выпуклостям груди. Он охватил одну грудь ладонью и большим пальцем коснулся соска, чувствуя, как тот напрягается в ответном желании.

Боже, как же он ее хотел. Желание пульсировало в нем. Он хотел быть в ней. В ней он хотел освободиться от всей напряженности, от всей самодисциплины, ставшей его образом жизни. Он хотел отдать ей всего себя и в ее руках снова стать уязвимым  и человечным.

Он оставил ее грудь, потянулся к подолу ночной рубашки и приподнял его. Он ощутил гладкую стройность ее лодыжек. И задержал руку на ее ножках, легонько их поглаживая. Он хотел ее больше, чем когда-либо хотел женщину вообще, больше, чем самую красивую и самую искусную куртизанку, какая только у него была. Его переполняло физическое желание обладать ее телом. Но было что-то еще. Что-то, что вступало в противоречие с его желанием. Нежность, чувство близости, и нечто труднообъяснимое. Это была не просто женщина для удовлетворения его желаний. Это была Дина.

А затем он услышал то, что она ему сказала. До него дошло то, что она уже некоторое время пыталась сказать.

— Нет, — слабо и смущенно сказала она. – Пожалуйста, нет.

Она не пыталась бороться с ним.