– Поехали домой, – сказал Боб, – пока здесь кто‑нибудь не появился и не пристрелил нас просто от нечего делать.

– Домой, – повторила Петра. Боб понял только наполовину.

– Ты уж прости, что это не Армения.

– Нет, Армения уже тоже не дом, – сказала Петра. – И Боевая школа не была домом, и уж точно не Эрос. Но здесь – здесь да, дом. В смысле, в Риберао‑Прето. Но и здесь тоже. Потому что…

И тут она поняла, что хочет сказать.

– Потому что здесь ты. Потому что ты тот, кто прошел через все это вместе со мной. Ты понимаешь, когда я говорю. Знаешь, что я вспоминаю, Эндера. Тот страшный день с Бонзо. И день, когда я на Эросе заснула посреди боя. Ты думаешь, что на тебе лежит позор! – Петра засмеялась. – Но мне даже это с тобой вспоминать приятно. Потому что ты все это знал и все равно пришел меня выручать.

– Только долго шел, – сказал Боб.

Они вышли с кладбища к станции, держась за руки, потому что никто из них сейчас не хотел быть отдельно от другого.

– Есть у меня одна мысль, – сказала Петра.

– Какая?

– Если ты передумаешь – знаешь, насчет женитьбы и детей, запомни мой адрес.

Боб помолчал.

– Ага, понял, – сказал он наконец. – Я спас принцессу и теперь могу на ней жениться, если захочу.

– Таково условие.

– Ага, только интересно, что ты это сказала, лишь когда услышала мой обет безбрачия.

– Наверное, это с моей стороны некоторое извращение.

– К тому же это нечестно. Разве мне еще не полагается полцарства в придачу?

– У меня есть другое предложение, – сказала она. – Бери его целиком.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Как «Голос Тех, Кого Нет» – совсем другой роман, чем «Игра Эндера», так и «Тень Гегемона» отличается от «Тени Эндера». Мы больше не находимся, в тесных стенах Боевой школы или астероида Эрос, ведя войну против инсектоидных пришельцев. Теперь, в «Гегемоне», мы оказываемся на Земле и играем в некую игру, которая называется «Риск», но надо играть еще и в политику, и дипломатию, чтобы получить власть, удержать ее и найти себе место приземления, если вы его потеряли.

Конечно, больше всего игра этой книги напоминает классическую компьютерную игру «Роман о трех царствах», которая сама основана на китайском историческом романе, что подтверждает связи между историей, игрой и литературой. Историю движут непреодолимые силы и условия (есть потрясающая книга «Пушки, микробы и сталь», которую следует прочитать каждому, кто пишет книги на тему реальной или вымышленной истории, – чтобы понимать основные правила), но конкретно история складывается так, как складывается, по весьма личным причинам. Причины, по которым европейская цивилизация возобладала над местными цивилизациями американских индейцев, относятся к неумолимым законам истории. Причины же, почему именно Кортес или Писарро в конкретных битвах в конкретные дни победили империи ацтеков и инков, а не были разгромлены, как вполне могло случиться, связаны с личными свойствами этих конквистадоров, а также со свойствами и недавней историей императоров, которые им противостояли. И романист, в отличие от историка, имеет больше свободы вообразить, какие причины заставляют отдельных людей делать то, что они делают.

Это не должно удивлять. Движущие мотивы человека нельзя задокументировать – по крайней мере в какой‑то окончательной форме. В конце концов, мы сами свои мотивы не очень хорошо понимаем, и если мы запишем то, что честно полагаем причиной своих действий, наши объяснения окажутся неверны полностью или частично, и уж во всяком случае, не полны.