– Мне тут все кажется новым.

– А ничего нового нет. Никогда ничего не меняется – только архитектура. Армяне живут по всему миру, но лишь потому, что бежали, спасаясь от смерти. По своей натуре армяне домоседы. Горы – это утроба матери, и рождаться нам неохота. – Отец засмеялся собственной шутке.

Он всегда так смеялся? Петре слышалось в этом смехе не веселье, а неуверенность. Не только мать слегка боялась дочери.

Машина подъехала к дому, и Петра наконец поняла, где она. Дом был маленький и обшарпанный по сравнению с тем, что ей помнилось, но она, по правде говоря, не сильно его вспоминала все эти годы. Он перестал являться Петре во сне, когда ей исполнилось десять. Но теперь, когда она вернулась, вернулось и все, что было – слезы, которые она проливала в первые недели и месяцы Наземной школы, а потом новые слезы, когда ее отвезли с Земли в Боевую школу. Именно сюда тогда она рвалась, и вот она снова здесь… и на самом деле ей это больше не нужно. Суетливый человек в автомобиле не был тем высоким богом, который так гордо вел ее за руку по улицам Маралика. А женщина, ждущая в доме, – совсем не та богиня, от которой исходила горячая еда и чья холодная рука лежала на лбу у Петры во время болезни.

Но больше ей некуда ехать.

Мать стояла у окна, когда Петра вышла из машины. Отец приложил ладонь к сканеру. Петра подняла руку и чуть помахала матери, улыбнувшись сначала застенчиво, потом во весь рот. Мать улыбнулась в ответ и тоже помахала рукой. Петра взяла отца за руку и пошла с ним к дому.

Дверь открылась им навстречу. Открыл Стефан, брат Петры. Она бы не узнала его – он запомнился ей двухлетним, по‑младенчески пухлым. А он, конечно, вообще ее не знал. Он сиял, как сияли встречавшие ее школьники, восхищенные встречей со знаменитостью. Но это был ее брат, и Петра обняла его, а он ее.

– Ты и в самом деле Петра! – сказал он.

– А ты и в самом деле Стефан! – ответила она. Потом повернулась к матери. Та все еще стояла у окна, глядя на улицу. – Мама?

Женщина обернулась. По щекам ее текли слезы.

– Я так рада тебя видеть, Петра.

Но она не двинулась навстречу, даже руки не протянула.

– Только ты все еще ищешь ту девочку, что уехала девять лет назад.

Мать разразилась слезами и теперь уже вытянула руки, и Петра быстро подошла к ней, в ее объятия.

– Ты совсем большая, – сказала мама. – Я тебя не знаю, но я тебя люблю.

– И я люблю тебя, мама, – сказала Петра и была рада осознать, что говорит правду.

Они провели вчетвером час – впятером, когда младенец проснулся. Петра отмахнулась от их вопросов – «Обо мне все уже было напечатано и по телевизору показано. Я про вас хочу услышать», – и узнала, что отец все еще занимается редактированием учебников и переводов, а мать все так же заботится о соседях, зная все про всех, нося еду больным, сидя с детьми, у которых родители на работе, и кормя завтраком любого ребенка, который покажется возле дома.

– Я помню, однажды мы с мамой завтракали только вдвоем – она и я, – пошутил Стефан. – Мы даже не знали, что говорить, а сколько еды осталось!

– Я тоже такая была, когда была маленькая, – сказала Петра. – Я помню, как гордилась, что мою мать так любят все дети. И так ревновала, что она их тоже любила!

– Совсем не так, как мою дочку и моего сыночка, – возразила мама. – Но я люблю детей и не стыжусь этого. Каждый из них бесценен в глазах Господа, и всем им открыты двери моего дома.

– Ну, я знала многих, кого бы ты не стала любить, – сказала Петра.