Однако, пока мы с Фардином и Хусейном следовали за Абдуллой к месту сбора совета мафии, я размышлял отнюдь не о Божьей благодати. Я знал, что другие мафиозные кланы периодически прибегают к услугам велокиллеров. Даже копы временами привлекали их для «чистки» в особо щекотливых случаях. Но южнобомбейская мафия при жизни Кадербхая до такого не опускалась никогда.

Где бы ни собиралась компания людей – от заседания директоров крупной фирмы до сборища развратников в борделе, – они всегда, сознательно либо неосознанно, устанавливают определенные моральные правила для данной ситуации. И одним из моральных правил, неукоснительно соблюдавшихся мафией Кадербхая, было следующее: человеку, которого решено убрать, дается возможность посмотреть в глаза своим убийцам и услышать от них, за что конкретно он обречен на смерть. Но нанимать безликих неуловимых киллеров, вместо того чтобы самим приводить в исполнение приговор, – это был радикальный отход от правил. И с этим мне было трудно примириться.

До сей поры порядок и хаос в нашем мире балансировали на чашах весов, удерживаемых в напряженно вытянутой руке традиции. И эти весы опасно качнулись в тот самый момент, когда были наняты велокиллеры. Из множества людей, работавших на Санджая, добрая половина хранила верность старому кодексу чести в большей мере, чем лично ему, теперь пытавшемуся этот кодекс переписать…

Вид морского простора при выезде на Марин-драйв наполнил ощущением покоя если не мою голову, то хотя бы мое сердце. Я отвернулся от красной тени, бегущей рядом со мной по обочине. Я перестал думать о пирамиде киллеров и о недальновидности Санджая. Я перестал думать о моей собственной роли в предстоявшем безумии. Я просто гнал по трассе с моими друзьями – навстречу концу, нам уготованному.

Мы добрались до особняка минут за двадцать и припарковали мотоциклы на привычном месте, перед соседним парфюмерным магазином.

Как правило, главный вход в особняк был открыт и неохраняем. Кадербхай говорил, что, если какой-нибудь враг захочет покончить с жизнью путем нападения на его жилище, он предпочтет сперва выпить с ним чая и только потом убить его.

Но сейчас мы обнаружили высокие массивные двери парадного входа плотно закрытыми, а перед ними стояли четверо вооруженных людей. Я узнал одного из них, Фарука, «смотрящего» за игорным бизнесом в отдаленном филиале фирмы, в Аурангабаде. Трое других были незнакомыми мне афганцами.

Толкнув дверь, мы вошли внутрь и увидели еще парочку с автоматами на изготовку.

– Зачем тут афганцы? – спросил я, когда мы их миновали.

– Многое произошло, брат Лин, за то время, что ты был в Гоа, – сказал Абдулла, и мы вступили в открытый внутренний дворик.

– Да уж, шутки в сторону.

Я не появлялся здесь уже несколько месяцев и сейчас с горечью отметил признаки небрежения и запущенности. При жизни Кадербхая из каменной глыбы в центре двора день и ночь бил фонтан, а роскошные пальмы в кадках добавляли живительную зелень к белизне мрамора и голубизне неба.