Снова взгляд на Императора. Женщина что-то испуганно говорила ему.

Алис — поднялась на одно колено, зажимая свободной рукой рану.

Инель. Где Инель? О, как быстро распалась наша, казалось бы, бравая команда!

Инель стояла у самого входа и смотрела на нас. Взгляд ее был насторожен, она хмурилась. Что ей ожидать от меня, от Алис? От тех, кого она почти не знала?..

А я стоял и не знал, что делать мне, императорскому писарю.

И кто-то дотронулся до моей руки. Голос моего господина:

— Пойдем, Геддон. Ты должен увидеть смерть мерзавца!

Я обернулся и увидел Императора, бегущего к лестнице. Толстая женщина за стойкой медленно оседала на пол, не уставая перекрещиваться, кровь отхлынула от ее лица, и на белой коже особенно выделялись темные глаза.

— Алис?

— Мне нужно перевязать рану! — прохрипела Алис, поднимаясь на ноги. Кровью было залито все ее платье и пол вокруг.

Император остановился, повернул голову:

— Писарь, черт тебя возьми, следуй за мной. Ты дал клятву своему господину!

— Геддон! Мне нужна будет твоя помощь…

А я стоял между Алис и Императором, беспомощный, и чувствовал, как где-то внутри головы зарождается чудовищная боль. Никогда я не думал, что придется делать такой выбор. Не подозревал…

Я зажал голову руками, согнулся, закрыл глаза. А с обеих сторон:

— Писарь!

— Геддон!

Что, что вы хотите от меня оба? Почему я должен выбирать между теми, кого одинаково люблю?! Почему меня угораздило остановиться на распутье двух дорог, каждая из которых приведет меня к счастью или опрокинет в бездну безумия?

Почему я? Почему со мной?

Почему? Почему?!

Несправедливо это, неразумно. Так не должно быть!

Застучали сапоги — я открыл глаза и увидел, что Императора уже нет. Не дождался. Алис дотронулась до меня и, стиснув зубы от боли, попросила перетянуть рану. Я же несколько секунд стоял и смотрел на лестницу… а затем оторвал кусок рукава собственной рубашки и перетянул руку над раной, останавливая кровь.

— Он не справится сам, — сказала Алис, голос ее был спокойным, словно речь шла о рыбной ловле, — и поделом. Нельзя уподобляться капилунгам, которые охотятся на зайцев. Нужно быть при мозгах.

Над нашими головами что-то шумно взорвалось. Я вздрогнул, женщина за стойкой закричала, кинулась к выходу. Инель в дверях уже не было. Куда подевалась?

— Глупец, — сказала Алис.

— Надо идти к нему, на помощь.

Алис прижала раненую руку к груди:

— Стоит ли? Пусть попробует сам, раз взялся.

— Сейчас не время для сведения счетов. Мой господин очень долго охотился за Хиусом, я хорошо понимаю его стремление. Нервы не выдержали…

— Раз не выдержали, пусть сам и справляется, — ответила Алис зло, — это не причина размахивать мечом направо и налево. Я ему не слуга, чтобы бегать и помогать, когда он этого захочет.

Пол содрогнулся. Вместе с этим потянуло гарью, и с лестницы заструились вниз клубы черного дыма. Я умоляюще посмотрел на Алис. Что я мог сделать сам? Кинуться на второй этаж и погибнуть? Я не боец, а писарь. Алис задумчиво перевела взгляд на дым, застилающий ступеньки, сказала спокойным голосом:

— Ладно, побежали.

И мы побежали. Дым окутал ноги, второй этаж почти полностью скрылся в дыму. Темную, непроглядную пелену то и дело разрывали яркие всполохи огня. Трещали деревянные балки, огонь лизал стены, струился по потолку. Первая же дверь слева распахнулась, стоило приблизиться, оттуда выскочил полуголый мужчина с поросшей волосами грудью, в одних трусах и с большим круглым моноклем в глазу.