| – От кого?
 – А ни от кого, – спокойно ответил Григорий. – Внутри себя защищать, крепким быть, соблазнам не поддаваться. Человека по делам судить, а не по словам. В общем, правильно все говорил. А сегодня с утра велел мужикам на площади собраться да остальных позвать. Ночевать у Федора остался. – Григорий опять достал баночку и скомкал в нее недокуренную сигарету. – Еще проповедник говорил, что смирение и покорность не одно и то же, что стоять на вере надо крепко и с такими же крепкими объединяться.
 “Объединяться!” Слово раскаленной иглой проникло в голову полицейского, напомнив ходившие по Чите слухи о загадочной религиозной организации, чьи проповедники активно работали среди прихожан области.
 – А этот монах случайно не из Союза ортодоксов? Не из Курии?
 Однорукий кивнул.
 – Оттуда.
 – Вот дрянь! – не сдержался капитан.
 Дело принимало совсем нехороший оборот: все эти религиозно-сектантские дела до смерти не нравились полицейскому. На последнем совещании в районном управлении полковник Колобков сообщил о появлении загадочного Союза ортодоксов и предупредил, чтобы приглядывали за проповедниками. Но ведь это в городе. Степан был уверен, что уж в его-то глуши о такой экзотике и слыхом не слыхивали, и вот на тебе!
 – Ты же говорил, что Пелагея добро делает. Дождь от полей отводит, зубы заговаривает… Чего же мужики не образумили Федора?
 – Добро мы от нее видели; – пожал плечами Григорий. – Но коров она зря сгубила. И за это наказать надо ведьму. – Он помолчал. – Силу мы ее знаем, но шалить не позволим.
 – Тогда чего меня позвал? Однорукий усмехнулся.
 – Потому что остудить мужиков надобно. При тебе, Степан Васильевич, они на смертоубийство не пойдут. А я не хочу, чтобы, значит, жизнь им ломать. Не стоят того коровы.
 – А сам чего? Ты же здесь власть.
 – Да какая я власть? – удивился однорукий. – Мужики сами все решают, а я так, чтобы бумажки перекладывать. – Он кивнул на пустой рукав. – Ты, капитан, сам знаешь, почему меня в сельсовет определили, а теперь вот “главой администрации”. Если бы не тот проклятый медведь, разве ж я стал бы такой ерундой заниматься?
 – И сейчас бы с мужиками был? – жестко спросил полицейский.
 – Был бы, – после короткой паузы ответил Григорий. – Потому как ведьму наказать надо. – Он снова помолчал. – Но тебе бы все равно позвонил. У нас в роду все рассудительные.
 Толпа в центре деревни не была большой. Мужики, человек двадцать – двадцать пять, плотно обступили высокого монаха в черной рясе, группа женщин стояла поодаль, не приближаясь, но внимательно слушая, что говорит проповедник. Дети, неизбежные спутники сходок, на этот раз отсутствовали. Когда полицейский и Григорий приблизились к собранию, монах замолчал, а мужики удостоили пришельцев мрачными взглядами. Несколько мгновений капитан рассматривал собравшихся, затем широко улыбнулся:
 – Здорово!
 – Доброе утро, – помедлив, отозвался чернявый, но с пробивающейся проседью здоровяк.
 – Федор, – шепнул однорукий.
 Остальные мужики ограничились невнятным бурчанием. Было видно, что появление представителя власти вызвало у них легкую досаду. Но и только. От своих планов они отказываться не собирались.
 – Чего не работаем?
 – Дела у нас, – коротко ответил Федор. – Важные.
 – Дела у прокурора, а у вас работа. – Степан вздохнул. – Страда ведь.
 – Ты, начальник, сначала на агронома выучись, а потом указывай.
 – Я, может, и не агроном, – в голосе полицейского звякнул металл, – но самосуда не допущу.
 – Самосуда не будет, – спокойно улыбнулся Федор.
 |