Он сунул в зубы сигарету, со щелчком откинул крышечку своей латунной «Зиппо», прикурил, еще раз щелкнул крышечкой и некоторое время любовался изображенным на украшавшей зажигалку костяной накладке колючим и клыкастым китайским драконом. Мимо проехало еще несколько машин. Тюхи не было. «Козел, — озабоченно подумал Пятый. — Не дай бог, разобьет мотоцикл — укокошу идиота».
Пантюхин появился через пять минут совсем не с той стороны, в которую уехал, а с противоположной. Похоже было на то, что он обогнул микрорайон по периметру. Пятый прикинул, с какой скоростью ему для этого нужно было ехать, и решил, что давал Тюхе мотоцикл в последний раз. Впрочем, принимая это решение, он точно знал, что обязательно его нарушит: все-таки они с Тюхой были закадычными приятелями, и жадничать или, как они говорили, «жаться», в их компании было не принято. Кроме того, у Пятого вдруг родилась блестящая по своей простоте идея. Если уж обстоятельства сложились так, что подходящей блондинки под рукой не оказалось, то почему бы не пригласить с собой Тюху? Конечно, любить друг друга под шепот ласковых волн они не станут, не та у них ориентация, но не ехать же к черту на кулички одному! Вдвоем веселее, да и Тюха, если вдуматься, во многих отношениях лучше любой блондинки. Он и палатку поставит, и воды принесет, и защитит в случае необходимости. А главное — никаких проблем! Будет смотреть снизу вверх, разинув варежку, и ждать распоряжений. И никаких претензий! Никаких «проблемных дней», никаких «мне скучно», «купи мне мороженое» и, что самое приятное, никаких «ты знаешь, у меня задержка». Не хватало еще, в самом деле, после весело проведенных каникул объясняться со своими и ее родителями, платить за аборт, а то и, чего доброго, жениться!
Пятый представил себе свадьбу: он в черном костюме и при галстуке, с вымученной улыбкой, с шуршащим целлофановым букетом в руках и с дурацким белым цветком в петлице, и она — белое платье с волочащимся по полу шлейфом, заметно выпирающий живот, фата — символ невинности, — отлично с этим животом гармонирующая, великолепные светлые волосы по настоянию мамы завиты в идиотские бараньи кудряшки, в обтянутых длинными белыми перчатками руках еще один букет… Офигеть можно, подумал Пятый и тряхнул головой. Ему почему-то казалось, что это видение гораздо ближе к реальности, чем предыдущая мечта о страстной любви на пустынном галечном пляже. Это называлось «залет» и, по наблюдениям Пятого, в последние годы сделалось едва ли не единственным способом, при помощи которого девушки выходили замуж. А Тюха — свой парень, хоть и дурак. С ним и водочки можно будет выпить, а где водочка, там и девочки… В общем, все удовольствия под рукой и никаких залетов. Красота! Да и не такой уж он дурак, если приглядеться, этот самый Андрюха-Пантюха…
— Слышь, Тюха, — небрежно сказал он, когда Пантюхин слез с мотоцикла и, неуверенно держась на ногах, подошел к нему. — У меня тут возникла гениальная идея. А не махнуть ли нам с тобой верхом на этой зверюге куда-нибудь к морю?
Тюха замер, наполовину стащив с головы шлем. Идея действительно была гениальная. Это была одна из тех сумасшедших идей, которые способны воспламенить даже самое вялое воображение. Перед мысленным взором Тюхи со скоростью света промелькнула вереница заманчивых картин, немногим отличавшихся от тех, которые уже успел нафантазировать себе Пятый. В самом конце этой пестрой красочной ленты, как заставка с надписью «Конец фильма», возникло лицо матери. Заманчивые видения печально испарились, уступив место совсем другим картинкам. Тюха представил себе, как он объяснит матери, что собирается с приятелем отправиться к морю верхом на скоростном импортном мотоцикле, и сразу загрустил. Он словно наяву, во всех малопривлекательных подробностях увидел эту сцену: удивление, непонимание, парочка иронических замечаний и сразу же громкий скандал, плавно переходящий в не слишком болезненную, но весьма унизительную операцию, которую насмешливый Пятый именовал «швабротерапией». |