Если Шедоуспану не удастся вовремя найти другой выход отсюда, ему предстоит блуждать в темноте, страдая от голода и, что гораздо серьезнее, от жажды. Голод мучителен, но он убивает медленно. Жажда — палач, который быстро расправляется с приговоренными.

Обуреваемый этими невеселыми мыслями, он подождал, пока его безупречное ночное зрение начнет проникать в черноту подземелья. А потом Ганс решил надеть на палец кольцо мага Корстика... одно из колец Сенека.

В ту же секунду тьма наполовину рассеялась. Черное стало серым. Все виделось как в дымке, но окружающее уже напоминало не безлунную ночь, а сумерки, и Ганс был способен различить то, что находилось на расстоянии двадцати футов.

— Что ж, как бы я ни ненавидел колдовство, — пробормотал он, — оно иной раз оказывается весьма кстати.

Воспрянув духом, Шедоуспан двинулся вперед.

Глава 8

Своей обычной скользящей походкой он решительно пробирался по узкому проходу, который полого спускался вниз. Ему хотелось бы и в самом деле быть таким уверенным в себе, каким он казался; он старался внушить себе, что и впрямь уверен в себе. Приступ страха уже прошел. Перед ним был всего лишь темный неизведанный туннель, тянувшийся под убежищем чудовищного злодея, которого ему удалось убить. Чего здесь было бояться?

Вскоре Ганс понял, что это было не просто подземелье, а некое подобие огромной кроличьей норы. Все вокруг было из унылого серого камня, под ногами тянулся все тот же твердый, словно дерево, пол. И в высоту, и в ширину туннель был примерно семи футов.

Несколько раз ему пришлось поворачивать, при этом с трепетом выбирая между боковыми ответвлениями и спуском по длинным лестницам с множеством ступеней. В конце концов он добрался до тяжелой металлической двери. Она распахнулась на удивление тихо, без ожидаемого скрежета... и в тот же миг Шедоуспан оцепенел от ужаса. Тело словно налилось свинцом.

Перед ним покачивались две раскрашенных в безумно яркие цвета змеи. Головы у них были размером с его кулак, а узор на коже напоминал платки с'данзо. Широкие плоские морды смотрели на него наглыми глазами снизу вверх, лишь на фут приподнявшись над свернутыми в кольца телами.

— Ты не туда забрался, приятель, — прошипела та, чья шкура была раскрашена красными, зелеными, пурпурными, черными и розовыми пятнами.

У Ганса отвисла челюсть.

— Подумай об этом хорошенько, дружок, — добавила левая рептилия неприятным высоким голосом.

Хотя страх и скрутил его внутренности, Шедоуспан умудрился скорчить брезгливую мину.

— Мерзкие бледные твари! Говорящие змейки! До чего же глупо притворяться живыми!

— Попробуй миновать нас, и ты раскаешься, — просвистела с шипением змея с коричневыми, красными, черными, синими и навозно-желтыми пятнами.

— Хорошо сказано, — саркастически изрек Шедоуспан. Он уже не сомневался, что перед ним видения, и теперь всего лишь нервничал, но не боялся. Во всяком случае, не очень боялся. — Вы хвастливы, как Катамарка. Самое большее, на что вы способны, это уползти подобру-поздорову или же раздвоиться так, чтобы вас стало четыре, а то и больше, — пренебрежительно сказал он рептилиям, хотя единственное, чего ему сейчас хотелось, это повернуться и задать хорошего стрекача.

— Сссссссс, — изрекла правая змея.

— Ну что ж, вот это уже больше похоже на то, что мужчина может ожидать от пары отвратительных уродливых змей, — сказал Шедоуспан. — Похоже на настоящий язык Катамарки, лживый змеиный язык. — И с этими словами он метнул длинное плоское листообразное лезвие прямо в пасть левой твари в тот самый миг, когда она собиралась броситься вперед.