– Быстрее! – заорал мордастый манн-тысячник, едва барка притерлась к войлочным валкам, брошенным с пирса. – Магические башни пали только два часа назад, и Телох жаждет отпраздновать победу! Прямо там! Девок к нему! Быстро! Шатер после! Там уже ставят два шатра, и для девок, и для празднества!

Вот как раз этого евнух и не любил. Не терпел нарушения раз и навсегда заведенного порядка. Девок следовало омыть после дороги и уж хотя бы дать им оправиться. Но что толку их омывать, если от порта до площади с башнями было три или четыре лиги хода? Или меньше? Давно евнух не был в Самсуме. Еще мальчишкой бродил по его улицам, и уж конечно, тогда он еще не был евнухом.

– Ты слышишь меня?! – заорал еще громче манн.

– Слышу, – ответил евнух. – Но если Телох выразит неудовольствие, что его жены несвежи, я скажу, что виноват ты.

– Так… – оторопел манн.

– Десять минут, – скривил губы евнух. – Десять минут, и они будут готовы. У меня два котла с горячей водой. И есть во что закутать девчонок, чтобы холодный ветер с моря не просквозил их. Даже если для некоторых из них это будет последним омовением. А ты пока найди мне сорок лошадей. Только для меня и девок. Их тридцать девять. Лучших девок для самого великого тана. И никакой задержки…

…Они все сделали быстро. И не потому, что широкая плеть подрагивала в руках их надсмотрщика. Каждая знала, что ужасный конец неизбежен, но каждая надеялась на чудо, потому что только в этой надежде можно было укрыться от безумия. Неизвестно, какого чуда они ждали, уж во всяком случае не внезапного чувства, которое могло бы преобразить зверя, но каждый день среди тихих, наполненных животным страхом разговоров главной темой было одно – даку такие же люди, и им свойственно испытывать те же чувства, что и людям. Наложницы пересказывали друг другу сотни выдуманных историй о благородных даку, перебивали друг друга, заучивали сказки и уверялись в их подлинности, словно были их свидетелями. Поэтому и единственная среди них дакитка так заинтересовала прочих. К ней подступились в первый же день, окружили кольцом, и принцесса, поняв, что отмолчаться не удастся, окинула несчастных холодным взглядом и сказала, что знала многих даку, а у одного даже бывала в гостях. И что у того много детей дакитов, а жена его обычная женщина, руфка.

– Значит, можно, можно? – восхищенно зашептали страдалицы, но принцесса только помотала головой.

– Нет.

– Почему?

Они были готовы ее растерзать.

– Телох – не даку, – проговорила принцесса. – Он зверь в облике даку. Телох – это смерть.

– Правильно, – выговаривал ей евнух, охаживая принцессу ремнем в первый раз, – Телох – это смерть. А я – это боль. И придерживай язык, нечего болтать. Тут уши и у стен, и у шеста, и даже у шнура, что зашнуривает полог. Поняла?

Ничего не ответила принцесса, только одернула платье и на мгновение показала над нижней губой острия клыков.

– Ты угрожаешь мне? – задохнулся то ли от удивления, то ли от смеха евнух.

– Я убью тебя, – прошептала она чуть слышно. – Если выживу.

Он уже замахнулся, чтобы протянуть ремнем поперек скуластого лица, но сдержался. Последние слова остановили. Девчонка явно была готова к смерти. Ну, уж хотя бы с нею проблем не будет, не придется отпаивать успокаивающими травами и нести на усладу великого тана на плече.