Проходя мимо платформы, Лисандра фыркнула.

Она вдруг подумала, что все это людям совсем ни к чему. В самом деле, зачем им все это? Веселье, радость, как будто у них впереди вечность. Вечность?

Среди украшавших платформу была очень красивая девушка. Взобравшись на самый верх, она оплетала венками пульт дирижера.

Что останется от ее красоты через пару десятков лет? Как они, эти люди, не понимают, что являются всего лишь кусками живой материи, которая, независимо от их желаний, развивается, растет, а потом стареет, заживо гниет, заражается смертельными болезнями. И все это бесконтрольно, независимо от них, независимо от их чувств, мыслей, желаний.

Черт возьми, да как они, эти люди, могут веселиться, если их жизнь подобна мгновению, если они стареют и умирают, так и не успев ничего узнать, увидеть, почувствовать что такое жизнь, насладиться ею. Чем она для них является? Теми десятью, двадцатью годами, которые называются зрелостью? Перед ними они лишь учатся жить, после них – доживают, разрушаются. Иногда, и того меньше. Разве это жизнь? И как они всего этого не замечают, в своей сиюминутной беспечности – похожие на бабочек однодневок, порхающих и пьющих нектар, не думающих что через несколько часов, с наступлением темноты, придется умереть?

А может они из‑за своей смертности, ощущают все по‑другому, гораздо более свежо, более резко, более сладко? Вряд ли. Она помнила как была человеком. Ничего подобного она тогда не ощущала. Ничего...

Лисандра остановилась.

Да, судя по табличке, это был дом, в котором жил сын змеи.

Вампирша без колебаний вошла. Да и зачем колебаться, когда все и так уже решено? А еще, стоять перед чужой дверью, и собираться с духом, чтобы войти – унизительно. Обдумывать? Зачем? Она обдумала все по дороге. Самое главное, не дать сыну змеи хотя бы минутной передышки, брать его тепленьким. Натиск, натиск и еще раз натиск. А иначе, та услуга, в которой она так нуждается, обойдется ей значительно дороже.

Оказавшись за дверью, в полутьме длинного, с низким потолком помещения, она сразу же почувствовала странный, слегка горьковатый, свойственный только сыновьям змеи запах.

Да, ошибки не было. Она пришла именно туда, куда хотела.

Послышался голос:

– Кто там?

– Это я – Лисандра, – сообщила вампирша и двинулась в глубь помещения, мимо заваленных разным хламом столов, на которых, кроме всего прочего, стояли колбы с какими‑то зельями, мимо отгораживавших таинственные уголки, выцветших ширм, украшенных золотистыми драконами, в самый дальний угол, из которого этот голос и доносился.

Сын змеи был еще не очень стар. Роговые бляшки у него на лбу еще не украсила зелень прожитых лет. Впрочем, если судить но слегка сточенным зубам, слишком уж молодым его назвать было тоже нельзя.

– Лисандра? – сын змеи удивленно потер третий, находившийся посредине лба глаз. – С каких это пор такие блистательные личности стали посещать скромное жилище ничем не примечательного сына змеи?

– А с каких это пор блистательный сын змеи Замнух стал ничем не примечательной личностью?

Замнух засмеялся. Смех этот больше всего напоминал те звуки, которые издает закипающий чайник.

– Да, ты ничуть не изменилась, с тех пор как мы виделись последний раз! Кажется. это было лет тридцать назад?

– Если точнее – тридцать пять.

В третьем глазу сына змеи сверкнул странный огонек.

– Вот только, в тот раз мы встретились на нейтральной территории. А сейчас ты пришла ко мне, пришла сама. Делаю вывод: ты во мне нуждаешься.

– Может быть, – весело согласилась Лисандра, без приглашения усаживаясь в кресло темного дерева, с высокой спинкой.