При этом номер ГОСТа беспрерывно крутился на экране, перекрывая полуодетый кордебалет и лицо известной всей стране певицы, которая пела про тот же самый ГОСТ, хорошо проговаривая каждую цифру и букву.
— Ни черта себе! — поражались зрители. — Чтобы в нашей дыре чего-то рекламировала сама…
Такая реклама не могла пройти незамеченной, так как о ней судачили все: «Видал вчера?» — «Видал! И сегодня тоже!»
На указанный телефон стали активно звонить почитатели артистки, которые возмущались ее участием в низкопробной рекламе каких-то там добавок. «Как вы могли?!» — кричали они.
Три нанятых диспетчера отбрёхивались от наседающих фанатов бархатными голосами. И чуть не пропустили важный звонок.
— Меня интересует биодобавка точно этого ГОСТа, и именно от пяти тонн. В свою очередь хочу предложить специальную добавку к этой биодобавке… К кому мне обратиться?
— Перезвоните по телефону…
По означенному телефону абонента, как водится, послали далеко и грубо, попросив забыть этот номер и никогда больше сюда не звонить.
Но через несколько минут номер абонента набрали. Встреча была назначена.
Вагоны мотало по рельсам, в раскрытые окна глядела непроницаемая темнота, иногда перерезаемая резким светом фонарей переездов.
Это была последняя ночная, спешащая в депо электричка.
В середине состава, в тамбуре стояли два человека. Они привалились к стенкам возле разбитого окна, курили сигареты и о чем-то лениво переговаривались. Ни в вагоне справа, ни в вагоне слева никого не было. А может, и во всем поезде. Ночью до конечной мало кто доезжал.
— Почему на меня не вышли обычным порядком? Почему аварийным каналом?
— Учения.
— А более современные формы связи использовать было слабó?
— Не знаю. Я не принимаю решений. Я исполняю приказы.
Состав притормозил у полустанка. Мужчины замолчали. Двери раскрылись и почти сразу захлопнулись. «Следующая остановка “Сосновка”».
— Меня не тревожили десять лет.
— Могли и дольше.
Грохот стоял такой, что они еле слышали друг друга.
— У меня семья. Настоящая…
Резидент пожал плечами.
— Десять лет — большой срок. У меня работа. Родственники. Болячки. Я вряд ли смогу быть полезен. Просто не смогу.
Резидент промолчал. Он думал. «Десять лет у этого. И у него девять. Сколько у следующего? Судя по всему, их послали “вскрывать консервы”, возвращая к службе тех, кто, как и он, обжился на гражданке. Хочется надеяться, что это лишь текущая проверка их боеспособности. Кто-то, дергая за ниточки, выуживает из медвежьих углов закопавшихся там бойцов. Зачем? Вряд ли для того, чтобы они снова забились в щели. Вряд ли…»
Разговаривать долго они не могли.
— Что я должен делать?
— Отправиться в указанный Регион для отработки связи по аварийному каналу.
Всего лишь отработка… Но это означало, что прямо теперь, из тамбура электрички ему надлежало уйти в никуда — в новую жизнь, с новой биографией, с новыми документами, оборвав все прежние связи. Уйти, не попрощавшись…
— Я вернусь?
— Может быть, — солгал Резидент. И сам себе не поверил.
И ему не поверили.
— А если я не смогу? Если откажусь?
— Ты не можешь отказаться. Ты знаешь, что будет.
Оба знали, что будет.
— При чем здесь они?
— А при чем я? Я всего лишь выполняю приказ. У тебя нет выхода. И у меня нет.
— Выход есть всегда…
— Нет, выхода нет. |