— Проваливай отсюда, Дэвенпорт, — сказала она. — Будь оно все проклято, мы не можем начинать это снова, так что уходи скорее.

— Лили…

— Лукас, пожалуйста…

Он кивнул и отступил на шаг.

— До встречи, — пробормотал он, не зная, что еще сказать.

Дэвенпорт шел к выходу из палаты, продолжая смотреть в глаза Лили, пока дверь за ним не закрылась.

Он задержался, чтобы спросить у своей подруги, когда Лили выписывается.

— В десять часов, — ответила она, — «Скорая» отвезет ее на муниципальный аэродром Сент–Пола, где ее посадят в частный самолет.

На следующее утро он поехал в аэропорт на своем «форде» с полным приводом. Он остался сидеть за рулем и смотрел, как Лили выносят из машины скорой помощи, сажают в кресло на колесиках и везут к самолету. Муж не отходил от нее. Он был в том же синем костюме, волосы растрепал ветер. Он выглядел как академик. Давид.

Им пришлось заносить Лили по трапу на руках. Она увидела Дэвенпорта, но даже руки не подняла, чтобы помахать на прощание. Несколько долгих секунд она смотрела на него, а потом исчезла в салоне.

Самолет взлетел, а Лукас выехал из аэропорта и свернул к мосту на Роберт–стрит.

Позже он встретился с Дженнифер. Она сказала, что хочет договориться с ним о днях посещения Сары. Дэвенпорт ответил, что им нужно все обсудить. Дженнифер спросила, уехала ли Лили, и он ответил утвердительно. «Не уверена, что хочу с тобой разговаривать», — заявила подруга. Впрочем, она обещала встретиться с ним. Не сегодня и не завтра. Как–нибудь, на следующей неделе. Или в следующем месяце. Она сказала, что не может забыть последние минуты у него в доме, когда умирал Тень Любви. Сара была ранена, а Лукас не позволял ей вызвать врачей… Она пытается забыть, но пока ей не удается…

Это было в четверг. Вечером он присоединился к игре. Элла спросила про ствол дробовика. «Он исчез», — ответил полицейский. После перестрелки он больше не ощущал его прикосновения. «Со мной все в порядке», — сказал Лукас, но ему показалось, что он лжет.

Все должно было быть хорошо, но Дэвенпорт ощущал какое–то несоответствие. Казалось, он находится под воздействием наркотиков, когда окружающее становится более ярким, чем в реальной жизни, стены зданий угрожающе нависают, люди говорят слишком громко, а косые взгляды в барах означают скорые неприятности. Эти ощущения не исчезали до конца недели, но с понедельника начали тускнеть.

Прошло немногим больше трех недель после перестрелки. Утром в субботу Лукас сидел в кресле и смотрел по телевизору футбольный матч между «Айовой» и «Нотр–Дам». «Нотр–Дам» проигрывал, даже молитвы не помогли бы. Когда зазвонил телефон, Дэвенпорт испытал облегчение. Он поднял трубку и услышал шипение междугородной связи.

— Лукас?

Лили. Ее голос был тихим и хриплым.

— Лили? Где ты?

— Дома. И смотрю в окно.

— Что? Смотришь в окно?

Он вдруг вспомнил, как впервые увидел ее в коридоре полицейского участка: темные глаза, слегка растрепанные волосы, пряди, небрежно падающие на грациозную шею…

— Давид и дети внизу, загружают фургон. Они уезжают в Форт–Лаудердейл, у них будет большая мужская рыбалка. Мальчики в первый раз…

— Лили…

— Господи, Лукас, я сейчас заплачу.

— Лили…

— Их не будет неделю, Лукас. Мальчиков и Давида, — простонала она. — Проклятье, Дэвенпорт, все это так ужасно…

— Что? Что?

— Ты можешь приехать в Нью–Йорк? — Ее голос изменился, стал глубоким и чувственным.