— Но человечество выживет.

— Возможно.

Франклин вздохнул и пятерней взъерошил волосы.

— Они атаковали нас раньше, чем мы ожидали. Предпочли выбросить десант, а не сконцентрировать все силы и разом навалиться на нас. Почему? Усиливается ощущение, что они все-таки проиграют и вынуждены будут пустить в ход машины тьмы.

— Возможно, они подозревают, что вы слишком близко подошли к созданию контрмер. Или же… — Взгляд Улера уплыл в сторону, но в следующее мгновение он уже впился во Франклина. — Я думаю, они сами их боятся. Боятся, что машины могут по какой-то причине развернуться в их сторону. Я не знаю, как это может произойти, но из обрывков того, что я слышал, у меня сложилось такое мнение, я бы даже сказал предположение. — Улер ненадолго задумался. — Вы нашли в записях Сведенборга описание того, как были созданы машины тьмы?

— Насколько я понял, ими управляют не malakim. Машины тьмы — это нечто новое, созданное из самих malakim. Но полной ясности на этот счет у меня нет.

— Слабый инструмент этот мозг. Только и может предполагать, что бы такого придумать, чтобы напугать malakim.

— Да, знания даются большим трудом.

— У меня та же история:

— Но вы согласны помочь мне? Поработать со мной в лаборатории? Хочу, чтобы нам было, что противопоставить машинам тьмы.

Улер чуть заметно улыбнулся:

— Честно говоря, мистер Франклин, я и не думал, что вы меня об этом попросите.

7

Духи и Бог

Адриана ехала верхом, сидя в дамском седле, по грязной дороге, тянувшейся меж уходящих к горизонту полей. Воздух был пропитан едким запахом пороха и конского навоза. За спиной она слышала скрип повозок, болтовню маркитанток и шлюх и бой барабанов.

Стройный и мускулистый Николас д'Артаньян ехал рядом с ней, покачиваясь в седле.

— Как ты чувствуешь себя, любимая? — спросил он Адриану.

Она не знала ответа. Она его не помнила. Она закрыла глаза и видела только плывущие по небу и разрывающиеся на части цветные облака.

— Где мы, Николас?

— Где мы? — эхом повторил он, слегка нахмурившись. — Думаю, мы вместе.

— Я… я… — Язык у нее вдруг сделался толстым и неповоротливым. — Я люблю тебя, — кое-как выговорила Адриана.

— Я знаю.

— У меня есть сын.

— Я и это знаю. Ты назвала его моим именем. Но это не мой сын.

— Я хотела нарожать тебе много сыновей. Если бы детей можно было рожать не телом, а сердцем, это был бы твой сын. Я никогда никого не любила так, как любила тебя.

Едва заметная улыбка тронула губы Николаса, словно он улыбался про себя.

— Одна из величайших благодатей, я думаю, умереть в первый день любви.

— Пожалуйста, не говори так.

— Я всегда говорил с тобой о том, что я чувствую, когда у меня хватало на то смелости. Но сейчас смелость и трусость равно абсурдны. — Его седло скрипнуло, он развернулся, чтобы посмотреть на нее. — Ты собираешься убить его, ребенка, рожденного любовью наших сердец.

— Нет.

— Да. Точно так же, как ты убила меня.

— Николас, нет.

— Точно так же, как ты убила Эркюля.

— Нет, — прошептала Адриана и постаралась взять себя в руки. Она взглянула на Николаса. Он был совсем мальчик. И что он знал? — Ты сам себя убил, — сказала она. — Ты мог бы жить.

— Мы могли уехать вместе, ты и я, — сказал Николас.