На минуту Хорту показалось, что отец его не услышал, и он собрался было повторить вопрос. Но тут он разглядел, какими глубокими стали морщины на отцовском лице.
— Я не знаю, — наконец пробормотал Старик. — Две недели назад я бы с уверенностью сказал, что мне известны все твари, которые плавают или ползают в этих водах. А сегодня… не знаю.
— Ты сообщил об этом солдатам?
— Солдатам? Этому тебя научили твои досужие друзья? Бегать к солдатам? — Панит просто затрясся от злости. — Ну что солдаты знают о море? А? Чего ты от них хочешь? Чтобы они стояли на берегу и болтали в воде мечами? Приказали монстру убираться? Взяли с него налоги? Да! Правильно! Если солдаты обложат монстра налогами, он, конечно, тут же уплывет подальше, чтобы его не высосали досуха, как всех нас! Солдаты!
Старик еще раз сплюнул и погрузился в молчание, которое Хорт не осмеливался нарушить. Вместо этого остаток пути он провел в размышлениях о чудовище, разрушающем ловушки. Правда, он знал, что ломать над этим голову бесполезно: люди поумнее его, например Старик, не могут найти ответа. Так что у него маловато шансов наткнуться на разгадку. И все же проблема занимала его до тех пор, пока они не добрались до пристани. Только после того, как поздним утром лодка была перевернута на берегу, Хорт осмелился продолжить разговор.
— На сегодня все? — спросил он. — Теперь я могу идти?
— Можешь, — отозвался Старик с неопределенной интонацией. — Хотя, конечно, это вызовет определенные осложнения. Если ты останешься, и твоя мать спросит меня: «Ты сегодня выходил в море?» — я смогу ответить: «Да». А тебя она спросит: «Ты провел весь день со Стариком?» — и ты сможешь ответить: «Да». С другой стороны, если ты сейчас уйдешь, тебе придется ответить на этот вопрос «нет», и нам обоим нужно будет с ней объясняться.
Эта речь озадачила Хорта даже больше, чем новость о загадочном монстре, промышляющем в местных водах. Он даже не подозревал, что Старик способен плести такую тонкую паутину полуправды, чтобы утаить от жены какую-то свою деятельность. Вместе с удивлением пришло острое любопытство: какие-такие у отца планы на столь длинный отрезок времени, о которых он не хочет ничего говорить жене.
— Ладно, останусь, — сказал Хорт с деланным равнодушием. — А что мы будем делать?
— Перво-наперво, — объявил Старик, поворачивая прочь от пристани, — мы заглянем в «Винную Бочку».
«Винная Бочка» была захудалой прибрежной таверной, которую облюбовали рыбаки и по этой самой причине избегали прочие граждане. Зная, что отец не пьет, Хорт сомневался, бывал ли Старик здесь когда-нибудь, но тот уверенно и твердо шагнул в сумрачный зал таверны.
Здесь были все: Терси, Омат, Вариес; все рыбаки, которых Хорт помнил с детства, плюс множество незнакомых лиц. Была здесь даже Харон, единственная женщина, допущенная в общество рыбаков, хотя ее круглое, мясистое и обветренное лицо почти не отличалось от лиц мужчин.
— Эй, Старик? И ты, наконец, сдался?
— Здесь есть свободное местечко.
— Вина для Старика!
— Еще один рыбак без ловушек!
Панит игнорировал эти крики, раздавшиеся при его появлении из разных уголков темного помещения. Он направил шаги прямо к столу, за которым по традиции собирались старейшие рыбаки.
— Я тебе говорил, что и ты сюда придешь рано или поздно, — приветствовал его Омат, пододвигая ему свободную скамейку своей длинной тонкой ногой. — Ну, и кто из нас теперь трус?
Старик не заметил ни насмешки, ни скамейки. Он обеими руками оперся на стол и обратился к ветеранам. |