– Не беда, Стив, не беда. Я не знаю, как вам удалось вызвать грозу, но она пришлась как нельзя более кстати.

– О, я не знаю, – сказал скромно отец Стивен. – Если бы в своих проповедях я когда-нибудь вызывал дьявольский огонь и проклятья – а я этого не делал, – то лучше такого аккомпанемента трудно было бы что-либо придумать. Хотя я бы предпочел в таком случае что-нибудь менее театральное.

– В любом случае ваша молитва привела к тому, что языческий символ вырвался из своего укрытия! – воскликнул Роджер. – Кто, черт побери, этот Эдмунд Мандевилль?

Последняя реплика переполнила чашу терпения Би. В ярости она поднялась на ноги.

– Благодарю вас, святой отец, – промолвила она. – Не пойти ли нам в мою гостиную? Я уверена, вам не помешает чашка чая.

– Мы все пойдем прямо туда, – сказал Роджер, глядя на ее удаляющуюся фигуру. – Идемте, Стив, так кто такой Эдмунд?

По пути к дверям отец Стивен объяснил ему. Роджер издал хриплые звуки, выражающие недоверие. Он не считал заклинания отца Стивена причиной инцидента; в действительности он посмеивался над предположением, что падение плиты имеет что-либо общее со службой...

– Это детский лепет, – заявил он. – Пути господни неисповедимы, но он не станет крушить сцену ради пущего эффекта.

Я вынуждена была согласиться с этим. Действительно, мы склонны были считать многие явления дьявольщиной. Некто или нечто в доме, казалось, был не прочь потрафить нашему невежественному интересу.

Глава 12

І

В последующие дни я начала думать, что недооценивала духовного влияния отца Стивена или спиритического сеанса Би. Один день мирно сменял другой, не принося никаких новых волнений. Было похоже на равноденствие, солнцестояние – дни вина и роз, божественные, бесконечно-безмятежные, дни светлой зеленой юности (судя по всему, я была еще зелена), красные летние деньки, полные наслаждений и роз.

Есть особый привкус в часах, проведенных с тем, с кем связана не только эмоционально, но и общими интересами, с тем, кого любишь и кто тебе интересен. Невежественные ссылки и профессиональные шутки не заслуживали больше моего внимания, они были выброшены туда, где могли беспрепятственно и без моего участия плести свою затхлую паутину. Когда Кевин цитировал: «Ее глаза на звезды не похожи, нельзя уста кораллами назвать, не белоснежна плеч открытых кожа...» – я заканчивала: «Мы вянем быстро – так же как растем». Когда он предлагал мне что-нибудь из любимых им драматургов времен Реставрации, я приводила ему вольные и буквальные выдержки из Донна: Кевину он тоже нравился. Не всякая женщина оценит, когда за нею ухаживают, цитируя сонеты Шекспира.

Прочие взаимоотношения развивались не столь успешно. На следующий день после ритуала в часовне Роджер сказал Кевину, что он отбывает.

– Вам что-нибудь не понравилось? – спросил Кевин, стараясь не проявить свою радость слишком заметно.

– Не смею больше утомлять своим присутствием, – сказал Роджер. – Спасибо за все.

– Надеюсь, что мы прощаемся не навсегда, – добавила я, как обычно, стоя рядом с Кевином.

– Да, конечно, – прибавил Кевин. – Заглядывайте в любое время.

– Мне хотелось бы иногда пользоваться библиотекой, если вы не возражаете.