В глазах Би все еще не исчезло волнение.

– Я думала об этом, Энн. Я была разочарована, потому что я начала надеяться, что вы... Но это действительно не мое дело.

– Я могу уверить вас, что, если мы решим... жить более дружественно, мы будем делать это в уединении, – сказала я. – Вам нет нужды менять комнату.

– Вы не поняли меня. – Следующая волна краски залила ее лицо. – Я слышу все и ничего не могу поделать с этим. Энн, если это не вы, то кто?

Ее слова ударили меня, подобно пощечине, особенно слово «кто». Говоря об услышанных ею звуках, она не употребила слово «что». Совершенно обдуманно она выбрала личное местоимение.

В моем мозгу пронеслось множество предположений. Но ни одно из них не имело смысла, поскольку я не располагала достаточной информацией. Я хотела попросить Би описать то, что она слышала, но быстро отбросила эту затею. Ее язык никогда не смог бы подобрать правильные слова. Не могла я также быть уверенной, что описание будет точным. Откуда я могла знать, какого рода неврозы и сексуальные предрассудки будоражат подсознание Би?

– Кто? – повторила я. – Черт возьми, Би, о чем мы с вами ведем речь – о вампирах или о дьяволах в женском образе? Я не могу представить себе Кевина, тайком проводящего в свою комнату красотку, даже если бы она у него была. Может быть, это какая-нибудь девушка из бригады уборщиков?

Я знала, что такое предположение было абсурдным даже до того, как Би выразительно покачала головой, отрицая это. Бригада уборщиков состояла из мужчин и далеко не очаровательных женщин средних лет. Несколько раз Кевина приглашала к себе племянница доктора Гарста, но он постоянно уклонялся от ее приглашений и игнорировал ее прозрачные намеки о том, что она не любит купаться в одиночестве.

– Тогда, может быть, он разговаривает во сне? – сказала я, после того как мы перебрали все возможности. – Это, пожалуй, наиболее простое объяснение.

Рот Би сложился в упрямую линию.

– Если это так, – сказала она, – то он применяет два различных голоса.

III

После того как Кевин выспался или закончил какое-либо другое занятие и пошел к бассейну, мы с Би поменялись комнатами. Я перенесла свои вещи к ней, она свои – ко мне. Она не испытывала энтузиазма по отношению к этой затее, но мне удалось убедить ее, что мной движет не праздное любопытство и не развращенность. Было бы проще уговорить ее, если бы я сказала, что очень беспокоюсь о Кевине, но я не могла поступить так. Было бы жестоко нарушать спокойствие и безмятежность новой жизни Би, такой радостной после многих месяцев несчастий и тревожных дум о будущем. Поступить так было бы неразумно.

Наиболее логичным объяснением звуков, которые слышала Би, можно было отнести к игре ее воображения, когда самые обычные шумы кажутся зловещими и порочными звуками. Я не могла делать каких-либо заключений, пока сама их не услышу. Но не смогла бы сделать их и в противном случае. Если бы я что-нибудь услышала, то не побежала бы искать место, откуда я смогла бы шпионить за Кевином. Мне было бы неловко поступить так, но еще более неудобно я чувствовала бы себя в других вариантах. Открытие Би было подобно лучу солнца, освещающему темные углы, обнажающему истинные очертания предметов, прячущихся в тени.

Для меня было почти невозможно продолжать с Кевином работу над нашей книгой, являющейся в конце концов причиной моего пребывания здесь. У него всегда находились красивые извинения и ссылки на другие неотложные дела. Я твердила себе, что именно его нерасположение к работе мешает мне сосредоточиться.