Изменить размер шрифта - +
Она очень вредна для здоровья.

— Зато согревает. Если дождь не кончится, завтра мы будем мерзнуть. Впрочем, браги у нас все равно нет, так что…

Некоторое время они молча сидели, смотрели на костер. Конни при этом искренне наслаждалась теплом и ощущением сытости, а Дик… Дик испытывал адские муки.

Невозможно отодвинуться от нее подальше, она этого не поймет, да и холодно ей будет, все ведь влажное. Но и сидеть с ней рядом вот так, тесно прижимаясь к ее плечу, вдыхая запах ее волос — невозможно вдвойне. Втройне. Вдесятеро!

Он сам не понимал, откуда это странное возбуждение. Обстоятельства совершенно не способствовали мыслям о расслабухе, за которую Дик привык считать секс. Он был здорово вымотан, да и стукнулся вчера ночью очень и очень неплохо, голова до сих пор гудела.

И девчонка эта была совсем не такой, к которым привык Дик. Она была доверчива. Наивна. Абсолютно лишена кокетства. В каком-то смысле — совершенно не женственна. Умом он воспринимал Конни скорее как младшую сестренку, но…

Но у Дика Джордана имелось еще и тело. Молодое, горячее, сильное тело, и оно реагировало на Конни совершенно однозначно и недвусмысленно. Купаться он поперся отнюдь не только из желания поплавать и найти гроб на колесиках.

Когда она заснула там, на белом песке, он получил возможность рассмотреть ее получше, и совершенно напрасно воспользовался этой возможностью. Даже странно: он тащил ее на себе ночью, потом они спали до самого восхода, привалившись друг к другу, потом купались вместе, считай, голышом — но вид спящей девушки заставил Дика разволноваться не на шутку.

И дело тут было не в обнажившейся маленькой груди с розовыми бутонами сосков, не в вольно раскинутых стройных ногах, которые он прикрыл пальмовыми листьями, не в разметавшихся медовых кудрях, не в длинных ресницах и не в детской счастливой полуулыбке, с которой она спала.

Дело было в доверчивости, с которой она заснула рядом с ним. Дело было в ее явной невинности. Дело было в том…

Дело было в том, что впервые в жизни неукротимому Дику Джордану хотелось смирить свой темперамент. Хотелось защитить. Помочь. Укрыть. Согреть. Хотелось спасти от всех опасностей на свете. Хотелось баюкать ее на руках и не обладать ею, не заниматься с ней любовью, нет… просто обнимать ее и слушать ее дыхание. Чувствовать ее тепло. Умирать от счастья, когда она доверчиво прижмется к его груди… И только потом заняться с нею любовью!

— ДИК!

— А? Ты чего?

— Я решила, что тебя удар хватил. Ты сидишь, не двигаясь, у тебя приоткрыт рот, и ты не моргаешь.

— Я задумался. Имею я право задуматься?

— Имеешь. Извини. Просто я испугалась. Без тебя я пропаду.

Я без тебя тоже, вдруг захотелось сказать ему, но он не сказал, только нахально ухмыльнулся и подмигнул ей.

— Ты же знаешь, я жадный и алчный до болезненности. Пока не заплатишь обещанные четыреста долларов — ничего со мной не будет.

Она не ответила на шутку. Посмотрела серьезно и печально и ничего не сказала. Отвернулась и стала смотреть на огонь.

Так прошло с полчаса. Дик страдал, Конни думала о чем-то своем. Потом она негромко попросила:

— Расскажи чего-нибудь. Не так тоскливо будет…

— Что такое, сестренка? Сумерки тоску нагнали?

— Сумерки? Да там же тьма непроглядная.

— На самом деле сейчас часов пять вечера. Я тоже сумерки не люблю. Что тебе рассказать?

— Расскажи, кем ты был до самолета и Багам.

— Тогда и ты расскажешь, идет?

— А мне почти нечего рассказывать. Родилась, научилась читать, училась, учусь… и буду учиться. Все.

— Ничего себе все! А Босуорт? Почему он пригласил тебя поработать?

— Ему нужен был штатный психотерапевт, а не я.

Быстрый переход