Сверху вниз она немного удивленно взглянула на меня.

— У всех маленьких девочек такие мечты. Мне хотелось быть центром чего-нибудь. Хотела, чтобы во мне ужасно нуждались. Чтобы я могла совершить что-то важное. Конечно, я нужна моим детям. По меньшей мере в этом я могу быть уверена. Я полагала, что нужна и Дуайту, но тут я ошиблась. И я не жалуюсь, дорогой. Попробую пережить это.

Она улыбнулась. Нечто глубоко скрытое внутри меня, лежавшее в самых глубинах, с кошмарной силой стало рваться наружу, заставив меня задыхаться. Уткнувшись лицом ей в юбку, я услышал, как мой голос произнес:

— Помоги мне. Помоги мне. Пожалуйста, помоги мне.

Когда я смог на нее посмотреть, то сквозь слезы в глазах различил, что у нее на лице появилось выражение крайнего удивления. Она сказала:

— Но… ведь по-настоящему тебе никто не нужен. Ты же столь… совершенен, дорогой. Я рада, что по-своему ты меня любишь, но ты никогда не хотел, чтобы сверх того немногого я дала… немного еще. Тебя коробили самые невинные вещи, например, когда я говорила, что люблю тебя. Я привыкла… довольствоваться тем, что у меня есть.

Одно слово ударило меня больнее, чем все остальные.

— Совершенен! — повторил я. — Без тебя я — ничто. Весь мир пронизан холодом. Лишь ты излучаешь теплоту. Все остальное ни черта не стоит. Я просто не могу, не могу…

И тут я ощутил ее руки и ее тепло. Я говорил еще очень долго. Временами, наверное, меня было не понять. По сути дела я никогда прежде не говорил со своей женой. В каком-то смысле я всерьез не говорил вообще ни с одним человеком, не позволяя никому заглядывать ко мне в душу. Никогда не мог себе представить, сколько оборонительных сооружений у меня там было понастроено. Я разрушал их сейчас, одно за другим. Это была жестокая терапия, выматывающая все силы.

Когда я закончил, мы поняли, что знаем друг друга. Светились любовью ее глаза, я ощущал любовь в складках вокруг ее рта, вся она излучала это чувство, и я не мог оторвать от нее глаз. Нет холодных мужчин и холодных женщин. Есть люди столь одинокие, столь испуганные, что скрывают все уязвимое в своем естестве.

И вот теперь мы стали походить на влюбленных, которые только что встретились. Нас охватило смешанное чувство восторженности и ожидания. Она потянулась к спутанным корням старой сосны, выросшей на камнях, и обнаружила сокровище, спрятанное в детстве. Коробочка была целой. Крышка заржавела, но мне все же удалось открыть ее.

Я протянул руку, и она стала складывать туда свои богатства. Покрытая пятнышками морская раковина. Восточная монетка. Потускневшая пуговица с зеленым стеклышком, имитирующим драгоценный камень. Обрывки красной ленточки. Полуистлевший листок из записной книжки. Составленные из печатных букв слова, когда-то написанные маленькой девочкой, так выцвели, что я их разобрал с трудом.

Она посмотрела на меня с нескрываемой гордостью.

— Видишь? — сказала она. — «Я тебя люблю». Это всегда ждало тебя, ждало тебя прямо здесь. И до конца своих дней ты будешь помнить эту дату и всегда мне что-нибудь дарить, потому что, может быть, это тот день, когда мы с тобой встретились…

Еще одно событие произошло спустя неделю, в кабинете Лэрри Бринта.

— Глазам своим не верю, Фенн, — произнес он несколько обеспокоенно, пожимая мне руку. — Жизнь возвращается в наши края. Два предприятия открываются, в следующем месяце будут расчищать место для строительства еще одного. Дэйви Морисса занял место Кермера, и дела закрутятся к удовольствию для всех, так что когда ты сядешь в это кресло, то сможешь сделать больше того, что удалось мне.

— Извините, Лэрри.

— По тому, как все обернулось, ты абсолютно приемлем для группы Хейнемэна, для Скипа Джонсона, для всех.