|
Он родился и вырос в Берлине, но его часто принимали за ганзейца. Для классического портрета ему не хватало седых висков и прямого носа. Великосветский облик не портили ни вьющиеся каштановые, с недавней поры чуть длинноватые волосы, ни перебитый нос — болезненное напоминание о несчастном случае на яхте. Ларенцу было сорок три года. По внешнему виду трудно было определить его возраст, но сразу становилось понятно: у этого человека льняные платки с вышитыми инициалами и никогда нет мелочи. А примечательная бледность его лица — явно результат долгих часов сверхурочной работы. Поэтому Мария и смутилась. Кто мог ожидать, что известный психиатр в костюме за две тысячи двести евро устроит истерику в людном месте и начнет орать что-то непонятное срывающимся голосом, размахивая руками.
— Виктор? Ларенц повернулся на звук низкого голоса. Услышав шум, Грольке вышел из кабинета. Это был сухопарый пожилой врач с волосами песочного цвета и глубоко посаженными глазами. На лице его читалось серьезное беспокойство. — Что случилось? — Где моя Жози? — прорычал в ответ Виктор, и Грольке непроизвольно отшатнулся от приятеля. Он знал эту семью лет десять, но ни разу не видел психиатра в таком состоянии. — Давай лучше зайдем ко мне в кабинет и… Но Ларенц его не слушал, а всматривался во что-то позади Грольке. Заметив, что дверь в кабинет приоткрыта, он рванулся туда, с размаху ударил по двери ногой, и она со звоном стукнула по тележке с лекарствами и медицинскими инструментами. На кушетке лежала женщина с псориазом. Она была обнажена по пояс, но от испуга даже не прикрыла грудь. — Виктор, что на тебя нашло? — кричал ему в спину Грольке, но Ларенц, уже захлопнув дверь, устремился обратно. — Жози?! Он метался по коридору, распахивая все двери. — Где ты, Жози? — в панике вопил он. — Виктор, умоляю тебя! Пожилой аллерголог еле поспевал следом, но Виктор не обращал на него ни малейшего внимания. Страх затмил все. — А здесь что? — крикнул он, когда последняя дверь не поддалась. — Только порошки и тряпки. Это кладовка. — Открой! — Виктор, как сумасшедший, дергал дверную ручку. — Послушай же, наконец… — Открой! С неожиданной силой Грольке схватил Ларенца за плечи: — Успокойся, Виктор! И послушай меня. За этой дверью не может быть твоей дочери. Уборщица ушла с ключами сегодня утром и появится лишь завтра. Ларенц тяжело дышал. Он слышал слова, но не понимал их смысла. — Давай поговорим спокойно. — Грольке ослабил хватку. — Когда ты последний раз видел дочь? — Полчаса назад, в твоей приемной. — Виктор слышал свой голос словно откуда-то издалека. — Когда она входила к тебе в кабинет. Аллерголог озабоченно покачал головой и повернулся к Марии. — Я не видела Жозефину, — ответила она на немой вопрос. — Она и не должна была сегодня приходить. «Чушь какая-то!» — мысленно прокричал Ларенц, схватившись за виски. — Изабель договорилась о приеме по телефону. Разумеется, Мария нас не видела. В регистратуре сидел кто-то другой. Какой-то мужчина. Он сказал, чтобы мы подождали в приемной. Жози очень ослабла. Я вышел за водой. А когда вернулся, она… — В регистратуре могла быть только Мария, — прервал его Грольке. — И вообще у меня работают только женщины. Виктор опешил. Он уставился на аллерголога, пытаясь осознать услышанное. — Я сегодня Жозефину не видел. Она не заходила в мой кабинет. Слова Грольке доносились до Виктора сквозь резкий противный звук, который, возникнув где-то вдалеке, нарастал и приближался. |
