По просьбе руководства отдела по борьбе с оргпреступностью мы начали разработку, но сверху пришло распоряжение отставить эту работу как неспецифическую. Оказывается, в службу поступил запрос из Комитета по законности и соблюдению конституционного порядка Государственной думы о правомочности нашей деятельности. Вот так то! Напомнили, что сейчас не тридцать седьмой год и наша основная задача – нещадная борьба с ворогом внешним, а не с демократическими преобразованиями и их активными проводниками в нашем свободном обществе.
– Тяжело в деревне без нагана! – посочувствовал майору Вадим.
– Куда уж тяжелее, – обреченно вздохнул тот. – Правда, сейчас появилась одна тема, которую поневоле выносят на уровень национальной безопасности: наркотики. Есть некоторые предположения, что эта сфера деятельности наших «фабричных» тоже стороной не обошла, – сообщил Игорь и, отвернувшись к окну, замолчал.
Приземистый «Ан 26» с прогретыми моторами уже ждал их на рулежной полосе. Техник, нетерпеливо дефилирующий по бетонке, помог подняться в самолет выскочившему из «Волги» Вадиму, залез сам, затащил в грузовой салон трап и захлопнул дверь. Из пилотской кабины выглянул летчик, мельком глянул на пассажира и крикнул сквозь шум двигателей:
– Ну что, все в сборе? Тогда покатили…
Моторы загудели сильнее, вибрация усилилась, и самолет, плавно снявшись с якоря, начал двигаться. Через несколько минут они уже были в воздухе. Техник подошел к Вадиму, устроившемуся на жесткой металлической скамье.
– Все нормально? – спросил он.
– Да, отлично. Когда прибудем в Жуковский?
– Примерно через час сорок минут. Если только не завернут на запасной.
– А что, и такое может быть? – с тревогой спросил Вадим.
– Запросто. Передали, на Москву мощный грозовой фронт идет. Если бы вы опоздали минут на пять, мы бы ждать больше не стали, улетели, чтобы успеть до циклона. И так уже месяц с лишним болтаемся. Летали в Анадырь, а там по трассе с погодой ужас что творится. На каждом аэродроме минимум дней по пять сидели, окна в облачности выжидали. Да еще за всякими попутными грузами зигзагами гоняли. Сейчас до дома уже рукой подать, а когда оно рядом, свербит, хочется побыстрее. Если что нужно, позовите, я в пилотской кабине буду. Захочется курить, окурки тушите вон в той банке.
Техник покачал стропу, проверяя крепление большого ящика, мельком глянул на остальные и, махнув рукой, зашагал в нос самолета.
На полпути вошли в густую облачность. За иллюминатором тянулся белесый туман. Самолет начало потряхивать и изредка кидать в воздушные ямы.
Вадим полез в сумку за сигаретами и наткнулся рукой на завернутый в тряпицу предмет, переданный ему на прощание дядей Иваном. Вытащив таинственный подарок, он развернул холстину и от неожиданности обомлел. На ладони лежал массивный желтый, явно золотой портсигар, сверкающий затейливым вензелем и расцвеченный мелкими разноцветными, по виду – драгоценными – камешками.
– Ничего себе подарочек. Что там дядя говорил: дедушка ему передал, а он мне? Это что же выходит – семейная реликвия? С какого переляку у нас в семье такие безделушки хранятся? – удивленно пробормотал Вадим.
Он осторожно нажал на маленькую кнопочку сбоку, и портсигар, мелодично заиграв «Боже, царя храни», открылся. На внутренней стороне крышки красивой вязью было что то выгравировано. С трудом разбирая мелкие, раскудрявленные завитушками слова с ятями, изумленный Вадим прочитал дарственную надпись, увенчанную двуглавым орлом:
«Штабс капитану лейб гвардии Измайловского полка Андрею Веклемишеву за мужество и безмерную храбрость во славу Отечества Российского».
Ниже четкая подпись: «Его Императорское Величество царь Александр Третий» и под ней такой же, как на крышке сверху, витиеватый вензель, в котором теперь, уже зная, можно было разобрать разлаписто ветвистую букву «А», перечерченную тремя полосками. |