Насколько мне известно, это было предпринято с целью ее нейтрализации, если не устранения. Господи, какой же я идиот! – схватился за голову Вадим, до которого наконец дошла очевидная острота положения женщины. – Если Надежду смогли достать на другом континенте, а похищение там было связано с профессиональной деятельностью в Генеральной прокуратуре, то здесь, в России, она постоянно жила под дамокловым мечом, который мог поразить ее в любое мгновение. И она звонила, искала меня, нуждалась в помощи, а я уехал поправлять свое драгоценное здоровье и не связался с ней.
– Истерики, заламывания рук и битья головой о косяк в порыве искреннего раскаяния, надеюсь, не предвидится? – деловито осведомился Олег Петрович.
– Не дождетесь, – зло сообщил Вадим. – Что с Надеждой?
– Пока ничего. Все, что ты сейчас сказал, верно в общих чертах. Почему в общих? Да потому, что деталей не знаем ни ты, ни я. Да и сама Надежда Алексеевна может только предполагать, причем с долей уверенности, стремящейся к нулю, чьих рук дело похищение ее дочери.
– У нее похитили дочь? – воскликнул потрясенный Вадим. – Кто? Почему? Было бы понятно, если бы предприняли какие то действия по отношению к ней лично. При чем здесь ребенок?
– Не все так просто. Надежда Алексеевна, понимая, какие тучи сгущаются над головой, предприняла определенные меры, которые, по мнению женщины, должны были защитить ее. Но, похоже, она просчиталась, не оценив должным образом противника. Расследуя дело по незаконной приватизации нефтяной компании «Сибвест», она случайно потянула за неприметную ниточку и неожиданно для себя, а еще больше – для тех, кто участвовал во всех темных делах, вышла на действия средних, а потом и высоких чиновников, в том числе и приближенных к кремлевскому «телу». Предоставление незаконных налоговых льгот, прямые и косвенные взятки, тайные счета высших должностных лиц в зарубежных банках – это далеко не полный перечень открытий Надежды Алексеевны. Естественно, ее деятельность вызвала сначала недовольство, а затем и откровенное беспокойство высокопоставленных фигурантов дела. Начался активный прессинг руководителей Генпрокуратуры и ее самой, естественно. Надежда Алексеевна не хотела сдаваться, и в ее адрес посыпались прямые угрозы. Начальство было более покладистым, и как раз в это время подвернулось дело Осколовых. Непокорного следователя отправили в почетную ссылку. Что было там, ты знаешь лучше меня – сам вытаскивал ее из неприятностей.
– Да уж, знаю… – задумчиво пробормотал Вадим, переваривая полученную информацию. – Откуда вам стали известны такие подробности: это она по телефону сообщила?
– Ты меня за ребенка держишь? – обиделся Олег Петрович. – Дослушай до конца, а потом задавай дурные вопросы. Когда она вернулась, оказалось, что дело по «Сибвесту» закрыли, а ее саму в порядке так называемых оргмероприятий переводят в областную прокуратуру. И еще Надежде Алексеевне стало известно, что основная масса компрометирующих документов из дела исчезла. Состоялся крупный разговор с руководством, во время которого женщина в пылу выдала информацию, что перед отъездом в Сьерра Марино она, предвидя такой поворот событий, скинула все собранные сведения по «Сибвесту» и, соответственно, коррупции высших должностных лиц на дискету, хранящуюся в надежном месте. Можно только гадать и строить предположения, пошла данная утечка на пользу или во вред Надежде.
– Конечно во вред, – воскликнул Вадим. – Она же этой дискетой сама себе подписала смертный приговор.
– Не торопись с выводами, – остановил его Дед. – Когда ты ее освобождал, во время боя в бухте от случайной пули погиб младший из Монтуровых, владельцев «Сибвеста», так называемый Монгол. Ты думаешь, его старший брат Монах не подписал ей этот самый приговор? Он прекрасно понимает, что прямо или косвенно, но именно Надежда виновата в смерти Монгола. |