И тотчас же следом просит синюю бумагу и мелок.

Снова рисует. Вот что он рисует: у подножия скалы по дороге шагает крестьянин с мотыгою на плече. Крестьянин возвращается с поля. За столом под вязом Остерер и Моум играют в кости. Рядом возятся куры. Маленькая девочка, присев, мочится наземь.

Как ни странно, здесь же, в Утрехте, он рисует на синей бумаге черную галеру на Арно, между мостами Санта Тринита и Алла Карайя. Четверо гребцов затеяли состязание на баграх. По воде плывет труп; рядом, сидя в ялике, плачет молодая женщина.

И вдруг он начинает говорить с мертвой. Произносит имя – Нанни. И шепчет: «Ах, самой сокровенной тайною моих грез было женское тело, неотступно занимавшее мои мысли. Когда то женщина ужаснулась при виде моего сожженного лица. И я безвозвратно лишился главного смысла моей жизни. Я сохранил для себя взгляд ее очей, когда она устремляла его ко мне, но она отказалась разделить со мною свою жизнь. Мне пришлось бежать и скитаться на чужбине, и все таки в каждом сне, в каждом образе, в каждой волне, в каждом пейзаже я видел частичку той женщины, нечто свойственное лишь ей одной. И я привлек и соблазнил ее в иной ипостаси». Как раз в то время болезнь окончательно затмила его память. Катрин, свояченица покойного Ночного Геррита, пришла к Мари Эдель и рассказала ей, что умирающий ведет речь о какой то Нанни. Мари побледнела от гнева. Она вскричала: «За всю мою жизнь я не встретила мужчины, который всецело отдался бы любимой женщине. Каждый из них ищет в женских объятиях той кроткой, приятной, сладостной, жертвенной любви, того мягкого и теплого убежища, что напоминало бы о жизни до рождения и о вскормившей его матери. Умершие женщины всегда стоят рядом. Умершие возлюбленные становятся день ото дня все чище, все выше, а мрак, что их окутывает, – все гуще. То, что было утрачено, остается навеки прекрасным. Любовь – самый подлый из всех обманов, вот как я думаю». Она вошла в комнату, где умирал Моум Гравер, пятидесятилетний старик, обняла его и принялась тихонько укачивать, пока он не испустил дух. Так он скончался у нее на руках. Она не пролила ни слезинки по умершему, но все, кто приходил в дом Катрин, видели скорбь Мари Эдель и знали, что причиной тому не Рождественский пост. Она горевала так, словно ее покинул возлюбленный.

Глава XLII

Два последних сна Моума.

Он подходит к окну. Стекла разделены свинцовыми полосками переплета, одетого серым мхом. Вдали видна бухта. Льет дождь.

У деревянной пристани в устье реки стоят всего четыре шхуны. Одна из них покрашена в голубой цвет. Яркий голубой на темной воде.

Таков первый сон. Сон в красках.

Последний сон – черно белый: человек мечтательно созерцает угрюмый фасад Лувра, Нельскую башню, мост и черную воду. Все вокруг объято сном.

Он грызет вафлю.

Глава XLIII

Пока Моум Гравер еще не покинул этот мир, пока он доживал в нем последние свои дни, умирая от голода, память изменила ему, он перестал узнавать лица. Он как то странно шарил руками под простыней и беседовал с мухами. К концу жизни Моум Гравер познал великую усталость и смятение рассудка. Его охватывали приступы тоски, сменявшейся долгими часами молчания. Иногда он вдруг испытывал жгучую ненависть к окружающим. Он утверждал, что мухи заговаривают с ним и что это его удивляет. Однажды, когда ему принесли ужин, а он, как всегда, отказался есть, на край миски села муха и присосалась к мясной подливе.