Мы провели мальчика на школьный двор через восточные ворота. В этой части школьной территории по двору носились такие же малыши, как и он сам. Дженни помахала брату сквозь металлические прутья ограды и крикнула:

— До скорого, недомерок! Помни, что я тебя люблю.

— До скорого, дылда, — последовал ответ. — Я тоже тебя люблю.

С тех пор как их старший брат Дэймиен уехал в Массачусетс, где учился в частной школе высшей ступени, готовясь к поступлению в колледж, Али и Дженни особенно сблизились и стали друзьями не разлей вода. По уик-эндам Али часто спал в комнате сестры на надувном матрасе, который именовался «гнездом».

Затем мы отвели Дженни к западному входу в противоположной части школьного участка, где прогуливались ученики постарше. На прощание она обняла нас и поцеловала. Я задержал дочь в своих объятиях чуть дольше, чем обычно.

— Я люблю тебя, дорогая. В этом мире для меня нет никого дороже, чем ты и твой брат.

Дженни огляделась, желая убедиться, что никто не слышит нас, и прошептала:

— Для меня тоже нет никого дороже, чем Али и ты, папочка. — Потом, почти мгновенно отвернувшись и даже не переведя дыхания, крикнула: — Черизи! Подожди меня!

Как только Дженни убежала, Бри взяла меня под руку.

— Так что тебе сказал малыш? — спросила она. — Будто все знают, что мы любим друг друга?

Я пожал плечами и улыбнулся.

— Ну, сказал. Так ведь слухи об этом давно циркулируют по соседству. В школе, разумеется, тоже.

С этими словами я наклонился и поцеловал ее.

А потом, поскольку поцелуй благотворно подействовал на Бри, поцеловал ее еще раз.

Глава шестая

К девяти утра, когда все мои близкие перецеловали меня, я почувствовал себя более или менее готовым к начинавшемуся в Дейли-билдинг брифингу и обещавшему быть весьма и весьма неприятным. Брифинг проводился в большом конференц-зале, который находился по диагонали от моего офиса. На брифинге должны были присутствовать все свободные от дежурства сотрудники полиции департаментов Д-1 и Д-2, а также Второго округа — то есть почти всех подразделений, отвечавших за поддержание закона и порядка в Джорджтауне.

Должен заметить: я все еще не мог осознать, что Элли стала жертвой этого ужасного преступления. Вернее, одной из жертв.

Офис главного судмедэксперта также прислал на совещание свою представительницу — доктора Полу Кук, вдумчивую исследовательницу с острым умом и обманчивой внешностью безвольной толстушки и рохли. Когда я пожимал Поле руку, уголки ее рта чуть заметно приподнялись. Я принял это за попытку улыбнуться и изобразил ответную улыбку.

— Спасибо, что пришли, Пола. Ваше присутствие на сегодняшнем брифинге трудно переоценить.

— Эта мясорубка — худшее, что я видела за последние четырнадцать лет, — сказала она. — Убитые и изуродованные дети, родители… Невозможно смотреть. Самое главное, что все это представляется совершенно лишенным смысла.

При входе мне вручили пачку фотографий с места преступления, и мы с Полой начали развешивать их на специальной доске, пришпиливая булавками. Я потребовал, чтобы снимки сделали покрупнее, примерно 11 на 14 дюймов. Собравшиеся в зале люди должны были проникнуться ощущением того, что произошло вчера в Джорджтауне, и испытать хотя бы подобие тех чувств, которые испытывал я.

— Вполне возможно, что это изолированный спонтанный акт насилия, — сказал я несколько минут спустя, стоя у доски с фотографиями и обращаясь к аудитории. — Однако на вашем месте я не стал бы рассчитывать на это. Чем глубже мы вникнем в данную ситуацию, тем лучше подготовимся к следующему подобному преступлению, а его вероятность нельзя сбрасывать со счетов.

Сказав это, я решил, что многие детективы из убойных отделов почти наверняка воспримут мои слова скептически.