Изменить размер шрифта - +
Он увидел ее в самый последний момент и, схватив Мораг за руку, укрылся за бортом какого-то фургона. Полицейская машина остановилась, лениво мигая огнями на крыше. Водитель остался за рулем, другой полицейский вышел из машины и зашел в кафе. Сквозь блеклые стекла автомобиля они его хорошо видели. В кафе было человек двадцать посетителей. Полисмен внимательно всех осмотрел и вышел. Сев в машину, он с кем-то переговорил по рации, затем машина уехала.

— Они вас ищут?

— А кого еще? — Кассейн сдернул берет с головы девочки и сунул в мусорный ящик. — Так будет лучше. Слишком уж ты заметна. — Пошарил в кармане, нашел пятифунтовую купюру. Дал ее Мораг. — В таких местах продают без вопросов. Купи горячего чаю и бутербродов. Жду тебя здесь. Осторожней.

Мораг перепрыгнула через загородку и вошла в кафе. Кассейн видел, как она немного постояла за стойкой, а потом взяла поднос. Он нашел скамейку за стенкой, прикрытой от посторонних глаз фургоном, сел, закурил сигарету и стал ждать, думая о некой Мораг Финлей.

Странно, что именно сейчас он размышляет о судьбе Мораг Финлей, с горечью подумал Кассейн. Она совсем еще ребенок. Он уже более двадцати лет хранит обет целомудрия, и ни разу не почувствовал необходимости женщины в своей судьбе. Вполне можно обойтись без них. Глупо влюбиться в конце своих дней в цыганскую девчушку шестнадцати лет от роду.

Мораг появилась из-за фургона, неся пластиковый поднос. Поставила его на скамейку.

— Чай и бутерброды с ветчиной. Ну, что вы скажете на все это? О нас пишут в каждой газете. Киоск прямо у двери.

Кассейн аккуратно выпил обжигающий чай из пластиковой чашки и, раскрыв на колене газету, читал ее в тусклом свете фонарей. Фотография самого Кассейна красовалась на первой полосе, рядом была фотография Мораг.

— Здесь ты выглядишь моложе, — отметил Кассейн.

— Это любительская фотка. Мама меня фотографировала прошлым летом. У дедушки она была приклеена на стенке в вагончике. Наверное, оттуда они ее и взяли. Сам бы он никому ее не дал.

— Если даже в местной газетенке есть наши фотографии, то сомневаться не приходится, что они напечатаны во всех общенациональных газетах.

Повисла гнетущая тишина. Кассейн молча достал еще одну сигарету.

— Значит, вы хотите оставить меня, да?

Кассейн мягко улыбнулся.

— О Боже, да ты мудра, как бабушка. Да, я хочу оставить тебя. У нас просто нет иного выбора.

— Не надо мне объяснять.

Но Кассейн все же попытался.

— Фотографии в газетах большинству людей ничего не говорят. Выделяется то, что выходит за рамки обычного. В данном случае — мы с тобой. У тебя одной есть классный шанс поехать, куда хочешь. У тебя же есть деньги, те, что я тебе дал?

— Да.

— Тогда иди в кафе. Сиди в тепле и жди. Междугородные автобусы здесь останавливаются. Я знаю. Я сяду на какой-нибудь, идущий в противоположную сторону. А ты сядешь на автобус до Бирмингема. Оттуда добраться до Лондона нет проблем.

— А вы?

— Обо мне не беспокойся. Если все же ты попадешься им в руки, скажи, что я под угрозой оружия заставил тебя помогать мне. Все поверят в это. — Кассейн взял в руки свою сумку и дотронулся до лица девочки. — Ты совершенно особый человек. Никогда никому не позволяй, чтобы тебя унижали. Обещаешь мне?

— Да. — Мораг вся задрожала, слова застряли в горле. Неловко поцеловав Кассейна в щеку, она убежала.

Пройдя суровую жизненную школу, девочка научилась не плакать. Но сейчас, когда зашла в кафе, ей с трудом удавалось сдерживать рыдания. Она проходила мимо какого-то стола, когда чья-то рука схватила ее за рукав. Обернувшись, Мораг увидела двух юношей в черных кожанках рокеров — тяжелые взгляды, коротко подстриженные волосы, агрессивный вид.

Быстрый переход