XXXII (III). Если не следует приписывать гневу богов даже всех наших
несчастий, но искать причины их в различии нравов и страстей, никто не
станет оправдывать необдуманного гнева Ромула, его безрассудного раздражения
по отношению к брату. Большего снисхождения заслуживает тот, кого, подобно
более сильному удару, потрясли и лишили равновесия более важные причины.
Если Ромул поссорился с братом, взвесив все обстоятельства дела, после
зрелого размышления, из желания общей пользы, нельзя поверить, что такой
ужасный гнев овладел его рассудком внезапно; в то же время Тесей был
вооружен против сына, ослепленный любовью, ревностью, вследствие клеветы
женщины, чувствами, которым чужды только немногие люди. Важнее всего то, что
Ромул доказал свое раздражение на деле, что имело печальный конец, гнев же
Тесея ограничился одною бранью и старческими проклятиями. Дальнейшая участь
его сына зависела от выпавшего ему на долю жребия. Вот все, что можно
сказать в оправдание Тесея.
XXXIII (IV). Чтобы достичь великого, Ромулу пришлось начать с самого
малого. Прежние рабы, свинопасы, раньше чем сделаться свободными, освободили
почти всех латинцев и в одно время заслужили в высшей степени почетные
прозвища "убийц рабов", "спасителей родных", "царей народов" и "основателей
городов", -- не "пришлецов", как Тесей, который составил один город из
соединения многих общин и уничтожил много городов, носивших имена древних
царей и героев. Ромул сделал то же, но позже. Он заставил неприятелей
переселиться, разрушить свои прежние жилища и соединиться с победителями.
Прежде всего ему не приходилось ни населять вновь, ни увеличивать города,
существовавшего раньше, -- он основал новый город и, основав его, приобрел
себе землю, отечество, царскую власть, род, жену и родственников. Он никого
не убивал, не лишал жизни, напротив, был благодетелем бездомных скитальцев,
желавших сделаться гражданами. Он не убивал разбойников и злодеев, но
покорил народы силой оружия, завоевал города и отпраздновал свой триумф над
царями и вождями.
XXXIV (V). Был ли он убийцей несчастного Рема -- вопрос нерешенный.
Большая часть писателей обвиняет в этом других; все же он спас, как всем
известно, от смерти свою мать, своего деда -- от позорного, бесславного
рабства и посадил его на престол Энея. Много добра сделал он добровольно и
никому не повредил даже невольно. Но забывчивость Тесея и его небрежность
относительно условия перемены паруса едва ли найдут, на мой взгляд, горячего
защитника, и даже снисходительные судьи едва ли оправдают его от обвинения в
отцеубийстве. Этого не мог не понять один аттический писатель, который,
видя, как трудно оправдать в этом Тесея его защитникам, сочинил, будто Эгей,
желая увидеть скорей приближавшийся корабль, быстро побежал в Акрополь, но
поскользнулся и упал. Как будто у царя не было провожатых или, когда он
спешил к морю, с ним не было рабов!
XXXV (VI). |