— Хороший работник, — повторил дон Пепе. —  Это неплохо, но мне кажется, он слишком усердствует. Ведь другие могут подумать, что он меня не уважает. Значит, э-э-э-э, останови его.

— Остановить его, сэр?

— Да. Остановить.

— Остановить его? — повторил Толстяк.

— Да ты совсем оглох! — Дон Пепе поднял хлыст и ударил Толстяка по щеке. — Так лучше?

— Гораздо лучше, сэр.

— Отлично. Так ты собираешься его останавливать или нет?

— Сэр, я…

— Да или нет?

— …Да, сэр.

Дон Пепе поудобнее устроился в седле в ожидании развязки.

До того места, где Пандинг рубил тростник, было совсем недалеко, но Толстяк шел очень медленно, уперев взгляд в землю и вобрав голову в плечи. Подойдя совсем близко к Пандингу, он вдруг повернулся и бросил быстрый взгляд на наблюдавших за ним работников, а потом на дона Пепе. Метис даже не смотрел в его сторону. Он, казалось, разглядывал белые стены своей асьенды, которые выглядывали из джунглей, как череп из высокой травы…

Как череп из высокой травы.

Жожо очнулся от воспоминания.

Буквально только что он слышал голос отца и ясно видел асьенду. Он слышал басовитое жужжание мух, звук ударов кнута и крики, доносившиеся с плантации. И вдруг все это исчезло.

Он нахмурился и тихо вздохнул, вновь отдаваясь воспоминаниям.

Именно на этом месте он обычно перебивал отца, нетерпеливо вздыхая и спрашивая: «А почему Толстяк не убежал?» — когда был еще маленьким. Или: «Почему же Толстяк не объяснил насчет красного тумана?» — когда стал постарше. Отец ничего не мог на это ответить. Он лишь пожимал плечами и говорил: «Так уж вышло». При этом он был похож на священника.

На заднем сиденье дон Пепе продолжал громко сосать зубочистку, выплевывая мелкие щепки.

— В прошлом году это была очень хорошая гостиница.

Он все еще разговаривал с мистером Шоном.

— Но мой компаньон говорит, что она уже не та…

Вот так-то, компаньон. Жаль, что Терой не понимает по-английски, иначе ему было бы очень лестно услышать, что его называют компаньоном. Жожо повернул голову направо, собираясь сказать ему об этом, потому что метису было не до них и они могли разговаривать вполголоса. Но Терой смотрел в окно, а Бубо — сам не зная почему, Жожо был в этом уверен — уставился прямо ему в затылок.

Испытывая раздражение, Жожо немного сполз с сиденья, чтобы его не было видно за подголовником.

Толстяк приблизился к Пандингу на расстояние удара мачете и перекрестился, а потом рванулся вперед.

— Толстяк такой же чокнутый, как Пандинг, — сказал один из наблюдавших за ними работников.

Но Толстяк совсем не был чокнутым. Пандинг все равно не услышал бы его приказа, а на удар кнутом ответил бы ударом мачете прямо ему по шее. Поэтому Толстяк изо всех сил схватил Пандинга, прижав ему руки. Единственное, на что он надеялся, так это продержаться, пока красный туман не рассеется.

Минуты две-три они стояли, слегка покачиваясь в зарослях тростника, пока Пандинг пытался освободиться. Но в конце концов их мышцы ослабли и самое опасное осталось позади. Толстяк ослабил хватку, а мачете выпало из рук Пандинга.

— Хозяин… — сказал Толстяк на одном дыхании.

Пандинг удивленно взглянул.

— …приказал тебе остановиться.

Толстяк вернулся, абсолютно уверенный, что его не в чем упрекнуть. Он только что смотрел в лицо смерти, и теперь ему есть о чем рассказать. Но дон Пепе считал иначе.

— Мне не нравится, как ты управляешься с работниками, — заявил он.

Толстяк улыбнулся.