Уже само по себе тесное соседство с обезображенным трупом могло бы кого угодно свести с ума. От мертвого обнаженного тела исходил леденящий холод, по сравнению с которым воздух в остывшем салоне можно было назвать жарким.

И этот холод просачивался внутрь щуплого тельца Хмеля.

Одежда стукача — теплая с капюшоном куртка — не могла служить преградой. Она скорее изолировала хозяина от окружающей среды, не давая холоду перетекать туда, рассасываться в пространстве.

Лицо молодой женщины Хмель видел только несколько секунд, пока пребывал в состоянии заторможенности и ступора. Потом крепко зажмурился, отвернулся в сторону. Если он еще раз увидит это лицо, упирающееся лбом ему в висок, то доживет остаток дней в дур доме.

Время вытекало, как последние капли из бутылки. Хмель носил электронные часы и не мог слышать тиканья. Но запястье левой руки каким-то образом ощущало смену цифр секундомера.

Свою жестокость Гоблин уже продемонстрировал. Если только менты его упустят, он ни перед чем не остановится. Любой ценой вернется сюда, настрогает на мелкие куски. А менты могут запросто сплоховать. Наверняка согнали не меньше роты, и Гоблин заранее унюхает, что к чему.

Страх не отбил у Хмеля способности соображать, инстинкт самосохранения подогревал мозги. Надо первым делом избавиться от жуткого соседства.

Руки сходились за спиной у мертвой женщины, обнимали ее. Не смея открыть глаза, Хмель попробовал сдвинуть руки вверх. Почти сразу же уперся в преграду и вспомнил, что Гоблин предусмотрительно просунул его руки между туловищем и руками жертвы. Теперь они поднялись до подмышек, больше хода нет.

Осталось сползать с трупа в направлении вниз. Щека и висок Хмеля ощущали одинаковые холод и твердость. Только по выпуклостям и впадинам он догадывался — шея, ключицы, грудь, живот. Теперь вот волосы на лобке скребут, будто это не волосы, а металлическая стружка…

Внутренняя поверхность бедер, колени, ступни. Глаза «заказчика» продолжали оставаться закрытыми. Но на изнанке век проступали расплывчатые очертания, нечто вроде рентгеновского снимка.

Фу ты черт. Взмок, пока старался. Но кипят одни мозги, тело по-прежнему стынет. Пот такой холодный, что вот-вот его струйки замерзнут.

Кажется, можно слегка раздвинуть веки, приоткрыть щелку.

Теперь надо выбраться из машины. Даже если Гоблин заблокировал дверцы с пульта, замок изнутри все равно откроется.

Выбраться и бежать куда глаза глядят. В наручниках быстро не побежишь, но спрятаться в лесу можно. Хорошо, что температура около нуля. Если снег прекратится и не успеет замести следы, белая пудра быстро растает. Не белое сольется с белым, так черное с черным.

Выскочив из машины, Хмель ступил на землю и вдруг заметил стальной обруч, защелкнутый выше левой щиколотки, и уходящую от него цепочку. Откуда у этого ублюдка кандалы — по заказу когда-то изготовили? И цепь длинная, вот почему она не стесняла движения в пределах салона.

Нагнувшись, Хмель потянул за цепь. Натянулась, не пускает. За что ее Гоблин зацепил?

Ага, за женское запястье — на другой стороне обыкновенный наручник. Руки были у тебя за спиной, вот почему ты раньше его не почувствовал.

Ублюдок! Поманил свободой и снова захлопнул калитку. Придется руку бабе ломать. Хорошо хоть цепь длинная и не мешает открыть багажник.

В багажнике лежали только запаска, домкрат и массивный гаечный ключ для смены колес.

Взяв ключ, Хмель мысленно прикинул, сколько раз придется ударить. Тонкую женскую кость он, наверное, быстро переломит, а дальше ключ непригоден. Как назло, при себе ничего режущего, даже отвертки нет.

Если б Атаман знал, что сейчас происходит с Катиным телом, он бы все бросил и вернулся к ней.

Перед лицом смерти молодой женщины почти все отступает на второй, на десятый план. Достоинства ее и недостатки, хорошее и дурное в ее душе.