– Нина, иди скорее, тетя Ася ждет ноты читать! – кричала ей мама в окно, стоило Нине выскочить во двор, чтобы попрыгать в резиночку.

Нина покорно шла читать ноты. У нее была удивительная форма дислексии – она прекрасно читала ноты на бумаге, но они никак не складывались в голове с клавишами. У нее была хорошая память, и ноты она запоминала быстро. Зато найти их пальцами никак не могла.

– Читай! – почти кричала тетя Лиана, и Нина покорно, без запинок, читала ноты.

– Играй! – уже кричала тетя Лиана, и Нина дрожащей рукой тыкала пальцем куда придется.

– Ты смерти моей хочешь? – переходила на зловещий шепот тетя Лиана.

Нина поглубже вжимала голову в плечи, сутулилась и подбирала под себя ноги.

После музыки Нина приходила домой и валилась без сил на диван.

– Какая Нина тихая стала! – удивлялись соседи. – Не слышно ее и не видно. Как мышка, да?

Конец мучениям положил дядя Вахо, которому Тома все-таки показала дочь – мол, на спину жалуется.

– Выйди, – велел он Томе, и та покорно вышла на кухню.

– Спина болит? – обратился он к Нине.

– Только когда музыкой занимаюсь. И голова тоже болит. И нога, правая, – добавила, чтобы уж наверняка, Нина.

– Понятно, – кивнул дядя Вахо, прощупывая Нине позвонки. – А как сильно болит?

– Очень сильно, – сказала Нина и стала внимательно разглядывать узор на босоножках.

– Совсем не хочешь музыкой заниматься? – ласково спросил ее дядя Вахо.

– Совсем. Так совсем не хочу, что… что… я боюсь тетю Лиану. У нее бородавка усатая… только маме не говорите.

Вахо улыбнулся и вышел к Томе на кухню.

– Ну что с ней? – обеспокоенно спросила та.

– Ничего. Все нормально. Немножко сколиоз, – ответил Вахтанг.

– О господи, а что делать?

– Пусть танцами занимается! Сколиоза точно не будет!

– Хорошо, Вахо, как скажешь, – кивнула Тома и тут же позвонила тете Лиане сказать, что у Нины сколиоз и музыкой она заниматься больше не будет.

Тетя Лиана так радовалась, что, когда Тома с Ниной пришли отдавать ноты, накормила их пахлавой, расцеловала и отпустила с богом. Себе она сварила кофе и долго смотрела в гущу, разглядывая тайные знаки – что ей готовит будущее. Будущее обещало новых учеников.

Они, например, при такой тесной связи не ходили друг к другу в гости, что для их города – событие из ряда вон выходящее. Нинина мама, Тамара, терпеть не могла Мэри, мать Натэлы. Точнее, они старательно делали вид, что друг с другом плохо знакомы. Это девочки поняли быстро и никогда не говорили про дом. Если и общались, то только по поводу уроков. Хотя они вообще мало разговаривали – им это было и не нужно. Каждая умела читать настроение соседки по знакам, невидимым остальным. Если Натэла начинала выкладывать аккуратной лесенкой ручки и карандаши, добиваясь идеальной симметрии, значит, вчера мама опять на нее кричала, а то и отлупила. Если Нина пришла без учебника, значит, опять не спала всю ночь – рисовала в альбоме. И Натэла молча клала учебник на середину парты. Нину все любили, потому что любили ее маму – Тамару, а Натэлу – жалели из-за Мэри и Тариэла.

Натэла никогда не рассказывала Нине про родителей. Тома тоже не отвечала на вопросы дочери, когда та спрашивала про дядю Тариэла или тетю Мэри. Но из обрывков разговоров и сплетен соседок Нина смогла составить историю. Они с Натэлой учились уже в старших классах, и Нина по-другому посмотрела на свою подругу.