— Одевайся, бесстыдница! Ты... как уличная девка в ожидании клиента!

— Ты велела мне раздеться, я послушалась!

— Ты должна была подождать, пока я вернусь! А если бы вместо меня вошел твой отец?

— Какая разница? Я его дочь. И у меня было вот это одеяло.

Текла не ответила. Девочка была слишком молода и слишком невинна для того, чтобы хоть на миг представить себе, что ее отец тоже мужчина, способный при виде такого зрелища потерять голову и по-скотски наброситься на родную дочь. К тому же Текла знала о его пристрастии к молоденьким девочкам. И о том, что Тороса вовсе не переполняли отцовские чувства. Дочь представляла для него ценный товар, и он наблюдал за ее расцветом, дожидаясь возможности продать ее тому, кто больше заплатит... Конечно, угроза страшной болезни может на время защитить Ариану, но надолго ли?

— Сейчас принесу тебе поесть, — пообещала служанка, — а завтра приду тебя помыть. А сейчас тебе надо хорошенько выспаться. Мы... мы поговорим обо всем этом попозже.

— Зачем, если ты все равно не хочешь мне помочь?

— Мне, как и твоему отцу, надо подумать, но не теряй надежды! Ты прекрасно знаешь, что я никогда и ни в чем тебе не отказывала!

Текла снова поднялась по лестнице, ведущей наверх из подвала, твердо решив сделать все, что в ее силах, ради спасения девочки, которую она называла своим сокровищем.

Вскоре она поняла, что предприятие это будет куда более сложным, чем ей представлялось поначалу, и вытащить Ариану из затруднительного положения — задача непростая. Недоверчивый и подозрительный Торос знал о том, насколько служанка предана его дочери, хотя для него самого слово «нежность» оставалось пустым звуком. Текле было позволено относить узнице то, в чем она нуждалась, лишь под хозяйским надзором. Торос отобрал у нее ключи. Он сам в определенные часы отпирал ей дверь и с верхней ступеньки следил за каждым ее движением, не выпуская из рук палки и готовый при малейшем нарушении его распоряжений ее поколотить. Служанке позволялось лишь приносить еду и через день менять воду, — ювелир настаивал на том, чтобы его дочь мылась! — не обмениваясь при этом с узницей ни единым словом. После того как она все это проделывала, он снова запирал дверь подвала и вешал ключ себе на пояс.

Несчастной старухе приходилось повиноваться, — а ведь раньше она то и дело перечила хозяину! Но на этот раз хозяин не оставил ей выбора, потребовав выполнять его волю беспрекословно и пригрозив поколотить ее палкой и даже выгнать из дома, и пусть еще радуется, что в живых осталась. Так что ей пришлось покориться, подчиниться нехорошему блеску в глазах ювелира, слишком явственно выдававшему, насколько он обозлен, разъярен и унижен. Рано или поздно кому-то придется поплатиться за его гнев, и служанка опасалась, что это выпадет на долю девушки. Стоит только появиться первым признакам проказы, — и Торос, не дав себе труда вести Ариану к собратьям по несчастью, попросту убьет ее и сожжет ее тело. А если она выйдет из заточения невредимой, он отлично сумеет заставить ее исполнить его требования. Вот к чему привели его пресловутые «размышления», которым он так стремился предаться в день, когда его постигло «великое несчастье».

Единственным обстоятельством, хоть немного утешавшим Теклу, было то, что ее голубка, кажется, не слишком страдала оттого, что оказалась в заточении. Похоже, она его даже и не замечала. Она не жаловалась, не сетовала, не возмущалась, неизменно встречала старую служанку улыбкой, а потом закрывала глаза, будто снова погружалась в сон. На самом же деле она не засыпала, но раз за разом заново проживала мгновение поцелуя, и ее охватывала такая радость, на нее снисходил такой покой, что ее нимало не тяготило положение узницы.