– Но этот клуб…
– Он называется «Погребок двух сестер». Еда здесь настоящая и, кроме того, можно заказать все, что угодно – от убийства до спутника на вечеринку с наркотиками. Однако учтите, сюда допускаются только посвященные. Сегодня вы пришли со мной, а это достаточная рекомендация. Но не вздумайте выдать никого из присутствующих, иначе получите пузырек с соляной кислотой в лицо.
– Как? А полиция…
– Полиция обходит такие заведения стороной. Это хорошие источники информации и их предпочитают сохранять. Запомните, что я вам сказал.
– А вы не из полиции?
– Нет, – ответил я, – но моя профессия помогает мне многое видеть и знать.
– Что же это за профессия? Я пожал плечами.
– Короче говоря – агент. Мы ходим непроторенными тронами, разведываем недра. Последние пять лет я занимался каучуком, потом цинком и вольфрамом, а теперь – красным деревом.
– Вам нравится ваша работа?
– Да, если бы не жара и холод, не москиты и змеи, и не бандиты. А вам нравится ваша профессия?
– О, я довольна.
– Почему вы не занимаетесь только живописью?
– Это приносит мало денег. Кроме того, меня интересует работа в ООН. По-моему, там делаются дела мирового значения.
– Вы так считаете?
Она не успела ответить, как раздались протяжные звуки цимбал. Вслед за ними вступили флейты и барабаны. В центре зала появились шесть смуглых темноволосых танцовщиц и закружились под протяжную восточную мелодию. На них были только прозрачные покрывала.
Музыканты постепенно убыстряли темп и девушки кружились все стремительнее. Покрывала обвивали их спиралями, лица зрителей побледнели и покрылись испариной. Я заметил, что Грэтхен дрожит как в лихорадке. Сжав руки, она наклонилась вперед, как будто в любое мгновение готова была вскочить, сорвать с себя платье и броситься на сцену.
В центре круга танцовщиц появился араб в белом бурнусе и с длинным хлыстом. Время от времени он обвивал им талию той или иной танцовщицы и привлекал ее к себе.
С ударом литавр девушки исчезли, и в луче прожектора появилась женщина необычайной красоты, вероятно, евразийка. На ней не было ничего, кроме звенящих колец на руках и ногах. Угольно – черные волосы свисали до пояса и при каждом движении открывали ее юную грудь.
На лице араба отразилось желание. Он щелкнул хлыстом и обвил его вокруг талии девушки, как будто хотел перерезать ее пополам. На ее коже хлыст не оставил никакого следа. Она освободилась и продолжала танцевать.
Одна женщина привстала со своего места, судорожно вцепившись в край стола. Позади нее стоял наготове официант, чтобы успеть удержать, если она бросится на сцену. По-видимому, такие вещи здесь случались.
В конце концов, араб схватил танцовщицу и притянул ее к себе. Ритм музыки стал яростным. Он распахнул бурнус и окутал им девушку. Зазвенели цимбалы, пара опустилась на пол и прожекторы погасли.
Зажгли обычное освещение. Сцена была пустой.
– О, боже! – простонала Грэтхен.
– Понравилось?
Она с недоумением посмотрела на меня.
– И вы можете оставаться спокойным?
– Я видел это уже не раз. А вы чуть было не спрыгнули вниз на сцену.
Она покраснела.
– Это действует как гипноз.
– В этом цель номера.
– Все-то вам известно… хищник.
Официант принес заказ и исчез.
– Сколько языков вы знаете? – спросила она.
– Еду, питье и женщину могу потребовать почти на всех языках, но обычно предпочитаю английский. – Я замолчал, а потом как можно небрежней спросил: – Вы давно знакомы с Эдит Кен?
– С начала ее работы в ООН. |