Проигнорировав ошеломленные взгляды «пацанов» — двух кряжистых дядек под два метра, с ручищами-граблями и саженными плечами, Кассир аккуратно сбрил левый ус и прокомментировал сие деяние:

— А насчет усов — пацаны слушок пустят. Почта-де пришла. Я тут не так давно зарок давал — если завалят одного суку, сбрею усы. Насчет достоверности ты не беспокойся — седня выйду, завтра сам его и похороню… Так, а вы че застыли, пацаны? — Обратив наконец внимание на своих подручных, которые, разинув рты, смотрели на двух голых по пояс Кассиров с одинаковыми татуировками, о чем-то мирно беседующих, авторитет не удержался и довольно заржал. Отсмеявшисъ, он сделал серьезное лицо и приступил к краткому инструктажу:

— В общем, пацаны, надо будет делать так…

Через десять минут начальник наряда Шмончев проводил «хозяина» до КПП и облегченно вздохнул, когда дверь, ведущая из зоны в шлюз, защелкнулась за ним с металлическим скрежетом. А еще через полчаса ДПНК позвонил начальнику караула и нетрезвым встревоженным голосом наорал в трубку:

— Экстренный вызывай — быстро! Троих тяжелых на больничку… И это — того! Чтоб автозак был чистый, бля, — самого Кассира повезут…

12

…Прозвучала гортанная команда. Загрохотало, словно где-то рванула каменная лавина — на село обрушился свинцовый град. Люди, залегшие в цепи, сосредоточенно били из автоматов — неторопливо, как гвозди вколачивали, примериваясь поудобнее. Бухали сверхскоростными кувалдами тяжелые пулеметы бронетранспортеров, разнося в клочья ветхие постройки из соломы и глины, прошивая насквозь стены дюралевых и жестяных вагончиков. Стоял невообразимый шум — казалось, ад сместился на землю.

Через минуту огонь разом, словно по команде, прекратился. Как будто эхо стрельбы, из построек раздавались крики боли и ужаса, стоны, проклятия, плач детей. Словно спохватившись, село стало огрызаться — прозвучало несколько разрозненных ружейных выстрелов. Спустя еще две минуты боевики по команде старшего вновь открыли огонь — на этот раз по тем строениям, откуда раздавались ружейные выстрелы. И снова ровно через минуту огонь прекратился.

Ответных выстрелов больше не было.

Из-за левофлангового «бэтээра» поднялся командир боевиков. Стоял он во весь рост, не опасаясь, чувствовал, что стрелять больше некому. Поднял вверх правую руку, сжатую в кулак. Немного выждав, махнул в направлении села.

Боевики двинулись вперед, крадучись, перебежками. Сначала в строгом порядке: первые номера, затем, с интервалом в 20-25 метров — вторые, третьи…

Приблизившись к линии построек вплотную, наступающие убедились, что их никто не встречает огнем, смешались в толпу и с криками, улюлюканьем бросились к жилищам. Командир что-то кричал, злобно потрясая автоматом. Бесполезно. В секунду дисциплинированный и сплоченный перед лицом опасности отряд, почувствовав безнаказанность и отсутствие сопротивления, превратился в неуправляемое стадо.

И тут, резко вспоров воздух, в упор, оглушительно саданула автоматная очередь во весь магазин. Чуть ли не с десяток боевиков застыли в нелепых позах, как застигла смерть, — лежать на пятачке, метрах в пятнадцати от вагончика, где ночевали молодожены. Еще четверо, судорожно изгибаясь в грязи, издавали страшные, нечеловеческие крики. Буквально за несколько секунд отряд лишился трети своих бойцов.

На мгновение всех будто парализовало. Однако — надо отдать им должное — боевики опомнились, на удивление, быстро — чувствовалось, что вид смерти этим людям не в новинку. Они вновь превратились в боеспособный, послушный воле командира отряд. Прозвучало несколько отрывистых команд — шустро заняв безопасные позиции, боевики принялись прицельно долбить по вагончику, в стенах которого мгновенно появились дыры…

Дед молодоженов — старый абрек, понимал толк в войне.