Правда, в стене ущелья есть небольшая дыра, русло высыхающего летом ручья, но по нему с большим трудом пролезет только ребенок.

Артур вспомнил, как они с Аюбом, будучи десятилетними пацанами, на спор спускались в ущелье по этому руслу, преодолевая панический страх, — вот-вот тесные стенки сомкнутся и навсегда задавят в своих каменных объятиях!

Черт! Проклятый Аюб — никуда от тебя не деться… А по руслу действительно сейчас может пролезть только ребенок. Или собака. Или…

Вой раздался в третий раз — теперь совсем близко. Ужас ледяной рукой сдавил сердце Артура. Он хотел было побежать к посту, но не смог — ноги внезапно сделались ватными, Хотел крикнуть истошно — бесполезно, голос отказывался повиноваться рассудку.

Луна, минуту назад скрытая мглистым облаком, показалась вновь, озарив окрестности мерцающим безжизненным светом.

Внезапно какое-то чувство, помимо воли, как удар извне, заставило Артура бросить взгляд назад. На противоположной стене ущелья, совсем близко, метрах в трехстах, стояла неподвижная черная фигура.

О Аллах! Неужели часовые ее не видят?! Холодный могильный ужас исходил от этой фигуры — сердце Артура зашлось в бешеных скачках, горячая волна ударила в голову.

Страшным, нечеловеческим усилием воли он отвел взгляд от ЭТОГО и увидел… То, что командир боевиков увидел, уже не испугало его — только мутнеющее сознание зафиксировало: навстречу, бесшумно стелясь по редкой траве, стремительно неслись три серые тени.

Безжалостные фосфоресцирующие глаза, испускающие всепоглощающую энергию ненависти — потусторонний фантом из Бездны.

И последнее, что выхватило угасающее сознание из этой жизни, — страшная улыбка клыкастой белозубой пасти…

Иван возлежал на крыше вагончика, поглощая дозу ультрафиолета, недополученную в отпуске. Лениво поднял голову, оглядываясь — красота!

Проклятая дыра, чтоб ей провалиться! Днем — пекло, а ночью запросто можно простыть…

Цветные глюки, к счастью, более его не преследовали. Проснувшись как-то в обед (он ложился спать с первыми лучами солнца), Иван вдруг вспомнил все, что с ним произошло. Он прочел на своем веку достаточно книг, видел множество фильмов, где герой или героиня почему-то теряют память, а потом внезапно ее обретают вновь. И в момент обретения этой самой памяти они испытывают невероятное потрясение. Слезы, буйный восторг, стенания на фоне грохочущих молний и проливного дождя. Герой, обычно весь мокрый, кулаком грозит стихии или валяется в грязи под стволом вражьего пистолета, с блуждающей улыбкой на одухотворенном лице — но с памятью.

Ничего такого с ним не произошло. Он просто проснулся, потянулся, ощутил, что все прекрасно помнит, и с каким-то злорадным удовлетворением буркнул:

— Ну, спасибо, шаман… Теперь, рахиты, я буду вашей мамой. А сися у меня одна, так что сосать будете по очереди…

Положение заставы было незавидным. Сверху, за перевалом, — отряд соседей, возможно, тот самый, что расстрелял село, где сейчас стояла застава.

Вопреки логике, отряд не отходил в глубь Первой Республики — как будто чего-то ждал. Наблюдатели боевиков сидели в двух километрах от заставы и активно следили за прилегающей местностью.

— И чего вам надо, придурки? — в очередной раз проворчал Иван, откладывая бинокль в сторону и переворачиваясь на спину — пузо тоже хочет своей дозы радиации. — Шли бы вы, пока не началось…

На расстояние снайперского выстрела никто из соседей не приближался, мины из-за бугра не швыряли — это обнадеживало.