— Хватит! — рявкнула Арлетта. — Все это чушь собачья, и я не желаю больше выслушивать ваш бред.
— Бред, вот как? — Зоя коротко, зло рассмеялась. — Если ты все еще думаешь так, то посмотри на свою дорогую мамочку!
Взоры всех присутствующих машинально обратились к Мими Тесс. Она тихо плакала, низко поникнув седой головой, словно побитая градом лилия, и слезы текли между ее судорожно прижатыми к лицу пальцами. Ее негромкие рыдания буквально рвали душу, и Арлетта неловко пошевелилась, словно хотела утешить мать, но не знала как. Джессика опередила ее. Проворно вскочив с кресла, она опустилась рядом с бабушкой на диван и нежно обхватила руками ее узкие, вздрагивающие плечи. Ник, приблизившийся к дивану с противоположной стороны, опустился на колени и взял руки матери в свои.
— Не плачьте, maman, — проговорил он низким, вибрирующим голосом, и в его устах жеманное французское обращение прозвучало как знак ласки и любви. — Пожалуйста, не надо. Все хорошо. Теперь больше не о чем плакать.
Зоя смерила его презрительным взглядом и разразилась хриплым каркающим смехом.
— Действительно, вы сумели урвать такой жирный кусок, что плакать и вправду не о чем.
— А ну заткнись! — не выдержала Арлетта. — Тебе-то что с того? Разве ты от этого что-то теряешь? Лицо Зои из белого стало свекольно-красным.
— Я потеряла мужа, разве нет?
— Это вовсе не удивительно при такой жадности и такой непроходимой глупости, — парировал Арлетта. — Ради Бога, Зоя, перестань скулить и возьми себя в руки. Надо жить дальше.
— Ага, и завести себе еще десяток мужей. Или не мужей, а просто любовников, как кое-кто из нас! — выкрикнула Зоя и добавила самым ядовитым тоном:
— Прости, Арлетта, но твой пример мне что-то совсем не по душе!
Арлетта сухо рассмеялась.
— Можно подумать, что кто-то на тебя польстится. Ты и в молодости-то не могла подцепить никого более или менее приличного.
От этого оскорбления у Зои стало пунцовым не только лицо, но и шея.
— Я этого просто не хотела, да! В отличие от тебя я знаю, что такое честь и порядочность, и они не позволяли мне бегать за каждым молодым мужчиной, как делаешь ты и как делала твоя потаскуха-мать! Это же просто позор! Как жаль, что ты не можешь увидеть себя со стороны.
— Леди, леди, прошу вас, прекратите!
Это сказал адвокат — сказал весьма поспешно, ибо увидел, что Арлетта с перекошенным от ярости лицом уже встает с кресла. Несколько секунд прошли в напряженном молчании, потом обе женщины обменялись испепеляющими взглядами и, поджав губы, отвернулись друг от друга.
Пока длилась эта безобразная сцена, Джессика с особенной остротой ощущала присутствие Рафаэля, который наблюдал за происходящим со стороны, и на лице его — так ей, во всяком случае, показалось — все явственнее проступало выражение брезгливого равнодушия. Джессике это было обидно, хотя она и понимала, что ее родственники предстали перед Рафаэлем не в самом лучшем свете. Что он подумает о ее матери и о бабушке? Она никак не могла этого представить, тем более что даже сама для себя Джессика еще не решила, как ей следует ко всему этому относиться.
Потом мысли ее вернулись к Нику. Если он сын ее бабки и брат ее матери, значит, он приходится ей дядей. Но, будучи сыном племянника Клода Фрейзера, Ник одновременно является ее троюродным братом. Неудивительно поэтому, что дед пришел в такую ярость, когда недавно увидел их лежащими в одной постели. Он-то знал все с самого начала, и вовсе не предпринятое Ником исследование мира чувственности, бывшее, по крайней мере, по-юношески невинным, заставило Клода Фрейзера принять такие крутые меры. Грозная тень инцеста настолько напугала его и смутила его пуританскую душу, что он пошел даже на то, что выгнал усыновленного им Ника из дома. |