— По крайней мере, — сказал он, — у меня будет сувенир на память.

Он повел себя как полный идиот — Рафаэль знал это совершенно точно. Прежде всего он злился на себя за то, что отказался вернуть Джессике фотографии, да и потом, уже после своего отъезда из «Мимозы», он потратил слишком много времени, разглядывая их. Эта несомненная глупость так подействовала на его мозги, что по пути в Новый Орлеан он заработал два предупреждения за превышение скорости, а вернувшись в отель, так резко разговаривал с Пепе, что сбитый с толку гигант-индеец промолчал несколько часов кряду. Кроме того, уже в аэропорту Рафаэль никак не мог сосредоточиться, проверяя предполетное состояние самолета, и ему пришлось трижды начинать все сначала, прежде чем он убедился, что все системы работают нормально.

Джессика… Она была исключительно страстной натурой и умела отвечать на его ласки с таким теплом и самоотречением, что при одной мысли об этом у него снова и снова захватывало дух. Воспоминания роились у него в голове, бурля, как раскаленная смола в котле, и вскоре Рафаэль почувствовал, что избавиться от них — выше его сил. Это было как навязчивый бред, как горячка, как наваждение.

Джессика… Ему нужна была именно такая женщина — похожая одновременно на ангела и на сирену, на котенка и на тигрицу; сдержанная как леди и горячая как самый жаркий огонь, решительная как воин и мягкая как самый тонкий шелк. И вот теперь, может статься, он навсегда потерял то, что нашел совсем недавно.

Прежде чем они расстались, Джессика сказала ему, что он выиграл, но Рафаэль в этом очень сомневался. Даже если так, то это была пиррова победа, и досталась она ему по слишком высокой цене. Он точно знал, чего лишился, и боль от потери была настолько острой и сильной, что она угрожала его здравому смыслу и даже самому рассудку. Теперь ему оставалось только сожалеть, что у него оказалось слишком много принципов и слишком мало желчи, слишком много порядочности и слишком мало мужской самоуверенности. Ему нужно было переспать с ней, пока она была у него дома, в Бразилии, и плевать на традиции, на горничных, на братьев, сестер и других родственников! Даже присутствие матери не должно было ему помешать. И сегодня ему надо было не препираться с Джессикой, а схватить ее поперек туловища и, как бы она ни брыкалась и ни кусалась, увезти ее с собой в Рио. Или затащить в ближайшую постель, чтобы любить ее до тех пор, пока она не потеряла бы способность думать. А уж потом он заставил бы свою строптивую жену выслушать свои доводы.

Да, много было вещей, которые он должен был сделать, но не сделал…

К счастью, это был еще не конец. Рафаэль очень рассчитывал на то, что Джессике все равно придется работать с ним бок о бок, чтобы координировать деятельность «Голубой Чайки» и КМК. Да, сейчас она не желает выслушивать его объяснений, но он надеялся, что со временем Джессика сумеет превозмочь свой гнев и прислушается к голосу рассудка и здравого смысла. И все же эта бессмысленная разлука с нею продолжала бесить Рафаэля.

Теперь ему придется начинать все сначала, это уж как пить дать, мрачно рассуждал он. Как — этого Рафаэль пока не знал, но он собирался все тщательно обдумать. В «Мимозе» он не справился с обстоятельствами и с самим собой, и это было достаточно удивительно, поскольку прежде ему всегда легко удавалось успокоить чужие гнев, раздражение и даже справиться с направленной против него неприязнью. Возможно, дело было в том, что нелепые и чудовищные обвинения Джессики — особенно после тех сумасшедших суток, которые они провели в одной постели, ни разу не оторвавшись друг от друга больше чем на четверть часа, — застали его врасплох и ошеломили настолько, что он утратил твердую почву под ногами.