– Да, – с улыбкой ответил он, и губы Пип неуверенно дрогнули в ответ.

– Ты женишься на ней, когда она поправится? – Мэтт ужасно обрадовался, что она сказала «когда», а не «если». Он тоже старался изо всех сил гнать дурные мысли. – Ты ей нужен, Мэтт. И мне тоже. – При этих словах слезы навернулись ему на глаза. Мэтт даже не знал, что ответить. До того как случилось несчастье, Мэтт считал, что Офелия к нему неравнодушна. Ну а в своих чувствах к ней он был совершенно уверен.

– Честно говоря, я бы с радостью, Пип, – вздохнул он. – Только ведь надо и у нее тоже спросить, как ты считаешь?

– Мне кажется, мама тоже тебя любит. Просто она боится. Папа… он не всегда хорошо обращался с ней. Часто кричал на маму, особенно из‑за Чеда. Бедный Чед, он был очень болен, вот и делал разные дурные вещи, даже пытался убить себя. А отец был уверен, что он притворяется, вот и ругался на маму, будто это она во всем виновата, – осторожно выбирая слова, объяснила она.

Это еще мягко сказано, вздохнул Мэтт, оценив про себя деликатность Пип.

– Наверное, мама боится, что ты тоже будешь злиться на нее, хотя ты раньше никогда не злился… но может, она боится, что ты станешь, когда вы поженитесь. Папа хоть и был очень умный, но всегда раздражался и кричал… вот ей и страшно. А может, она боится, что ты тоже умрешь… она ведь и вправду очень любила папу, даже несмотря на то что он часто злился и кричал на нас, а иногда и вообще целыми днями не замечал, что мы есть. Правда, он всегда был так занят… но я думаю, что он нас все‑таки любил. Может быть, ты дашь ей слово, что никогда не станешь злиться и кричать, и тогда она согласится? Как ты думаешь?

Мэтт не знал, плакать ему или смеяться… Так и не решив, он молча поцеловал ее в лоб.

– Думаю, если твоя мама откажет, то мне стоит подумать о том, чтобы жениться на тебе, моя дорогая. Ты такая здравомыслящая девочка, Пип. У меня просто нет слов!

Пип зевнула, свернувшись клубочком на диване. Кроме них, в приемной не было ни души.

– Ты слишком старый для меня, Мэтт, – хитро улыбнулась она. – Очень славный… но старый… ну, как папа, я хочу сказать.

– Ты милая.

– Так ты ее спросишь? – В глазах Пип снова вспыхнуло беспокойство. Мэтту показалось, что у нее что‑то на уме.

– Я постараюсь ее уговорить. Но думаю, лучше подождать, пока она поправится.

Пип немного подумала. Потом вдруг нахмурилась.

– Только не очень долго. И потом… вдруг ей сразу станет лучше, если ты ей скажешь… как ты думаешь, может такое быть? Тогда она постарается поправиться поскорее.

– А что, это мысль! – «Или, наоборот, перепугается до смерти», – мрачно подумал Мэтт.

Ему уже приходило это в голову. Слишком хорошо он помнил ту злополучную ночь на озере Тахо, когда Офелия так и не согласилась отдаться ему. Так что предложение руки и сердца – палка о двух концах. Мэтт был бы только рад, если бы вышло так, как думала Пип. Девочка вскоре уснула, а он еще долго сидел рядом, с доброй улыбкой глядя на нее.

Потом он спустился вниз, позвонил Роберту, как обещал, чтобы рассказать, как идут дела. Роберт предложил приехать, но Мэтт, зная, что Роберта не пустят к Офелии, уговорил его не приезжать, пообещав, что снова позвонит, как только будут какие‑то изменения. Роберт не меньше его самого был счастлив, что Офелия жива. Несчастье потрясло его.

О происшествии с Офелией сообщили во всех вечерних сводках новостей. Но в госпиталь репортеров пока не пускали, поэтому все они с похоронным выражением повторяли одно и то же: что во время перестрелки одна из добровольных помощниц Векслеровского центра была тяжело ранена и  сейчас находится в критическом состоянии в реанимационном отделении Центрального госпиталя Сан‑Франциско.